Поиск по творчеству и критике
Cлово "STANFORD"
Входимость: 1. Размер: 44кб.
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 44кб.
Часть текста: При этом, как и Эней, Иванов видит в своем личном спасении залог возрождения своей падшей родины: “Вновь древних арок верный пилигрим, В мой поздний час вечерним Ave Roma Приветствую, как свод родного дома, Тебя, скитаний пристань, вечный Рим. Мы Трою предков пламени дарим; Дробятся оси колесниц меж дома И фурий мирового ипподрома: Ты, царь путей, глядишь, как мы горим. И ты пылал и восставал из пепла, И памятливая голубизна Твоих небес глубоких не ослепла. И помнит в ласке золотого сна, Твой вратарь кипарис, как Троя крепла, Когда лежала Троя сожжена” (III 578). В этом сонете, который первоначально назывался “Regina viarum” (“Царица путей”) и потом стал первым в цикле “Римских сонетов”, Иванов дает сгущенное и сугубо поэтическое описание эмиграции, поддающееся прозаическому пересказу и истолкованию лишь с редким для творчества Иванова трудом. Для того, чтобы понять смысл римской эмиграции в жизни и творчестве В. И. Иванова, нужно прежде всего выяснить его миф о Риме и то, каким образом этот миф стал определяющим моментом в его личной судьбе и самопонимании. Хотя Рим был далеко не первым местом жительства Иванова за рубежом, он, по-видимому, всегда олицетворял для Иванова “заграницу”, “не-Россию”. В “Автобиографическом письме” 1917 г. Иванов пишет, что он сначала сопротивлялся совету его друга И. М. Гревса поехать в Рим “из-за избытка благоговейных чувств к Вечному городу, со всем тем, что должно было там открыться” (II 19). Действительно, к этому времени, отучившись в Берлине и переселившись в Париж, Иванов уже много лет изучает римскую цивилизацию и поездка в Рим могла обозначить резкий переход от чисто книжных занятий к занятиям более прикладным, жизненным, от теории - к “реальному явлению” Вечного города, и поэтому эта поездка требовала от него ...
Входимость: 1. Размер: 40кб.
Часть текста: „Новое религиозное сознание и религиозное творчество связаны ныне с Эросом <...>” 2 . Не удивительно, что его видные представители реагируют на факт декадентского смешивания Эроса с эротоманией, припоминая (как это делает в одном из писем Мережковский) древнюю традицию: Софоклову „песню об Эросе, которую нельзя слушать без восторга и ужаса” 3 . Тем самым Мережковский (и не он один) указывает на одну из тенденций трактовки темы эроса/любви в русской модернистской литературе, о которой в свое время в „Декадентах” писал и В. Розанов. Творчество Вяч. Иванова, „крещенное” мыслью Вл. Соловьева („Смысл любви”), знаменует тенденцию, противоположную декадентской, а именно: стремление возвратить Эросу его исконное, Платоново значение, стремление к нобилитации „извечного Эроса Невозможного” 4 . Именно Иванов подчеркивает важность эротического начала 5 для многих сфер духовной жизни и творческой деятельности человека. В статье о „Неприятии мира” Эрос Невозможного связывается поэтом с пафосом неприятия мира сего и религиозным алканием мира иного. „Эта любовь к невозможному - принцип всей религиозной жажды, всей творческой фантазии, всех порывов и дерзновений, совершавшихся доныне под знамением „Excelsior”, - патетический принцип современной души” [ПЗ 122] 6 . Внешним, но знаменательным показателем важности темы Эроса в творчестве Иванова является частотность употребления ...
Входимость: 1. Размер: 19кб.
Часть текста: вдается в подробности биографии Иванова этого времени С. С. Аверинцев («Скво-решниц вольных гражданин...» Вячеслав Иванов: Путь поэта между мирами. М., 2001. С. 64-66). Ни одной статьи, сколько-нибудь полно затрагивающей эту тему, нам неизвестно. 152 Переписка с Голыптейн. Р. 370. Публикаторы отнесли эту часть (продолжение) письма к 20 февраля, для чего оснований, кажется, нет. 153 «Обнимаю вас и матерински благословляю...»: Переписка Вячеслава Иванова и Лидии Зиновьевой-Аннибал с Александрой Васильевной Голыптейн / Публ., подг. текста и прим. А. Н. Тюрина и А. А. Городецкой // Новый мир. 1997. № 6. С. 182. Отметим, что композиция текста этого письма в публикациях значительно разнится. 154 См.: Демская Александра, Семенова Наталия. У Щукина, на Знаменке... М., [1993]. 155 При изложении сведений о читавшихся в Школе курсах мы опираемся на печатные «Перечни курсов...» за 1901-1902 и 1902-1903 учебные годы, а также программу на 1903- 1904 учебный год, сохранившиеся в бумагах Б. И. Николаевского (Hoover Institution on War, Revolution and Peace. B. Nicolaevsky Collection, Box 78, Folder 11) 156 В письме к М. М. Замятниной от 25 декабря 1899 г. ...
Входимость: 1. Размер: 41кб.
Часть текста: . Это сопоставление автор никак дополнительно не комментирует, а между тем его развитие может привести к некоторым нетривиальным заключениям, касающимся истории русской мысли. При всем сходстве эротических утопий «шестидесятников» и Иванова, на уровне бытовой практики, на уровне идейного обоснования и оформления они различны. Но и за этими различиями, как здесь будет показано, скрывается некоторая глубинная общность. Шестидесятнические утопии тройственного брака были погружены в идейный контекст радикального социализма и имели отчетливую политическую направленность. Они были частью программы, предусматривавшей разрушение существующих социальных институтов — брака, семьи, собственности, Церкви и государства («Чтоб <...> предать навеки мщенью Церкви, браки и семейства — Мира старого злодейство» 2 ). Брак и семья, как предлагалось, должны были быть деинституционализированы, а их связь с институтами собственности, Церковью и государством разорвана. Это казалось возможным осуществить немедленно, еще прежде революции, внутри старого общества. Свободный брак был моделью социализма немедленно , и в этом состояла его особая политическая притягательность. В шестидесятническом «катехизисе» — романе Чернышевского «Что делать?» — специально подчеркивается, что новый брак должен повести не к распадению социальных связей (в чем его сторонников обыкновенно обвиняли), а к их укреплению. Исполняющий в романе роль идеологического рупора автора Рахметов говорит, что Лопухов вполне мог уступить свою жену другу без «этих катастроф», не исчезать из их жизни, а «пить чай втроем» с ними 3 . Та же мысль выражена и в сюжетном финале романа, когда Лопухов...