Поиск по творчеству и критике
Cлово "FRAZER"
Входимость: 2. Размер: 24кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 60кб.
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 2. Размер: 24кб.
Часть текста: въ маскараде и обрядовой драме местныхъ хтоническихъ и героическихъ культовъ. Но истиннымъ очагомъ образованiя Дiонисовой религiи должно признать отдельныя племена или общины, сохранившiя первичный оргiазмъ во всей дикости и ужасе его исконныхъ проявленiй. Эти общины, творившiя своего бога, были, повидимому, еще въ глубокой древности искоренены практикой своего человекоубiйственнаго служенiя. Есть преданiе 1*), что некiе Бассары сами истребили постепенно все свое племя оргiастическими убiйствами и каннибальскими жертвами: „они, нападая, кусали другъ друга, и питались кровью”. Это известiе не можетъ быть признано историческимъ въ прямомъ смысле уже потому, что племя Бассаровъ — безыменно: имя „Бассары” (все равно, что Сабы или Вакхи) означаетъ только племенной культъ, дело идетъ о религiозной общине Бассарея, или фракiйскаго Дiониса. Известiе Порфирiя есть обобщенiе и, какъ свидетельство типическое, оно прiобретаетъ ценность, согласуясь съ совокупностью данныхъ о занимающемъ насъ религiозно-историческомъ явленiи. Въ немъ характеристично то, что культъ Бассарея (правда, еще только вырабатывающiй своего бога) является достоянiемъ племени или клана; и, обратно, именно эта черта служитъ ручательствомъ за историческую достоверность сообщенiя. Культъ въ первобытную эпоху тесно связанъ съ родомъ вообще; древность не знаетъ и иного жречества, кроме родового. А первоначальная община дiонисическая была общиною жрецовъ и народомъ священниковъ: все участвующiе въ оргiяхъ Вакха — равно „вакхи”2*), Еще во времена Плутарха жрецъ Дiониса преследуетъ въ Орхомене дiонисическихъ женщинъ именно изъ потомства Минiадъ. И если еще при Плутархе жрецъ Зоилъ убиваетъ одну изъ этихъ женщинъ (после чего жречество отнимается у его рода), — что же должно думать о распространенности...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: поднять их, Главы́ — нести их, О, тернием духа венчанные, Цари грядущего, Вы, жизнь подъявшие Без алчбы! Вам суждены Новые подвиги Старинной славы, И колесницы, И лавр последний, От воли земной искупленные И волю впрягшие В упряг ристалищный Игр земных! * Над кубками тяжкого золота поникли вы челом венчанным — семь на пире; кубок восьмой, пред местом праздным, — нетронут, — уготован гостю, свят богу. Поник головой Тидей и видит — не вино недопитое на дне чаши, а кровь алую; Капаней — оцт; желчь — Этеокл; Гиппомедон — кровь черную, густую; Парфенопей — полынь; Амфиарай — воду ключевую, студеную; черную желчь — Адраст. Пьет Тидей, и говорит: «Упоен! Довольно!» Пьет Капаней, и молвит: «На тучу наступил огненосец — и ужален». Пьют другие — и не обмолвились словом. Входит в чертог Меламп, и возрадовались мужи на старца, и вскричали: «Привет, ухо чуткое! Радуйся, боговещий!» Говорит Адраст: «Счастлив ты, что не венец золотой на челе твоем, о золотой вкруг чела облак». И Амфиарай: «Тебе пить кубок, уготованный гостю, святой богу». Поднял Меламп кубок восьмой, — и вот, облако золотое над кубком, и кубок держит Диони́с влажноокий! И взыграли сердца мужей, и вскипели кубки вином божественным, и сени дубов тканью зелено-солнечной протянулись над столом пирным, и темью меж древних стволов глянули очи дубрав глубоких. Улыбается бог:...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: путь. Кто прошел его с нами, тому, казалось бы, нет нужды спрашивать нас о методе: он его знает, ибо видел приемы работы на деле. Однако, знание чего-либо, данного implicite, но explicite не выраженного, может обладать разной степенью ясности. Как впечатление, производимое целым, так и многие частные поводы могут породить в читателе желание, чтобы и самая задача, и принцип метода, ею обусловленный, были отчетливо определены. Не лишними будут поэтому нижеследующие методологические разъяснения, хотя бы в эпилоге, вместо ненаписанных пролегомен. Предлежащая монография - работа, прежде всего, филологическая, потому что главная задача ее - установить, описать и истолковать во всем его своеобразии некий творческий акт эллинского духа. К целостному постижению последнего, чрез посредство одного многообъемлющего религиозного феномена огромной и всесторонней значительности, она существенно устремлена - и потому отличается самим целеположением от сравнительно-исторических изучений религии, ищущих уловить постоянные признаки, закономерную последовательность, родовое и типическое общей религиозной эволюции; но так как сравнение может быть построено лишь на почве идиографических изысканий, она несомненно входит в круг истории религий, как в свою очередь история религий античных составляет часть общей науки о греко-римской древности, или классической филологии. Сравнительная история религий и этнография являются с этой точки зрения...
Входимость: 1. Размер: 60кб.
Часть текста: великой религiи, что его отголоски, и ныне нередкiе, уже являются какъ бы кулътурнымъ анахронизмомъ. Можно сказать, что намъ, видящимъ въ эллинскомъ вакхическомъ изступленiи явленiе мистическаго порядка — намъ, прозревающимъ въ немъ глубокiя и мрачныя основы подлиннаго народнаго богочувствованiя, — ближе и понятнее средневековое воззренiе на памятныя европейской душе неистовства древняго идолослуженiя, чемъ этотъ бездушный и поверхностный взглядъ, коренящiйся въ эпохе, когда родники религiознаго сознанiя казались какъ бы окончательно изсякшими въ душе человечества. Еще Казаубонъ (ум. 1614 г.), одинъ изъ родоначальниковъ нашей филологiи, ведетъ („De enthusiasmo“) полемики противъ античныхъ формъ религiознаго вдохновенiя, какъ проистекающихъ изъ источниковъ, чуждыхъ божественнаго откровенiя. Но это были уже последнiя подозренiя отживающаго средневековья, которое еще придавало религiозное значенiе древнимъ религiямъ, которое еще верило само въ глубине души въ демоническую действительность умершихъ божествъ. Первый Гердеръ указываетъ новые пути для более глубокой оценки частнаго религiознаго феномена въ связи общечеловеческаго религiознаго сознанiй; а примыкающая къ Гердеру мистическая школа мифологiи, создавшая монументальную „Символику“ Крейцера, грешитъ именно излишествомъ теософическаго углубленiя, фантастическими крайностями символической интерпретацiи, не поставленной на научно-критическую почву, исходящей изъ гипотезы о древнейшемъ сокровенномъ ученiи, хранилище...
Входимость: 1. Размер: 4кб.
Часть текста: ли бранник твой, Диана, Новой кровью жадный дерн кургана Окропить и в битве одолеть? И сойдешь ты вновь, в одеждах белых, На устах пришельца омертвелых Поцелуй небес напечатлеть. И доколь, кто тайн твоих достоин, Не придет, я буду, верный воин, Жрец и жертва, лунный храм стеречь, Вещих листьев слушать легкий лепет И ловить твоих касаний трепет, Льющихся на мой отсветный меч. Примечания «ЖРЕЦ ОЗЕРА НЕМИ». Эта «лунная баллада» появилась в Альманахе «Факелы», кн. 3. СПб. 1908. Близ Рима, над озером Неми с древнейших времен стоял храм в лесу Дианы. В темных водах бывшего кратера отражался бор. Издревле «Зеркалом Дианы» звал народ озеро Неми. Одно из священных дерев того леса имело золотую ветвь. Хранителем ее был жрец богини-девы. И пороге по ночам проникал в тайную ограду пришлец и, когда удавалось ему дерзко и обрядно схватить ту ветку золотую, тогда обнажал свой меч «Царь Леса» — хранитель святилища — и вступал с похитителем в бой. Состязание всегда кончалось смертью: верный воин Дианы убивал или бывал убит. Победив, он сохранял свой жреческий, царственный сан. Но пришлец убитый не подвергался поруганью; к нему, умершему, с приветом нисходила сама богиня. Ведь преступление его было...
Входимость: 1. Размер: 9кб.
Часть текста: и молодой олень, потом - уже лишь на эллинской почве - козел, обреченный Дионису, и коза, посвященная Артемиде, участ- [118] нице горных оргий наравне с Дионисом 1. Форма жертвоприношения - растерзание, связанное с омофагией и окруженное охотничьими представлениями - быть может, миметическими обрядами, изображающими охоту. Омофагии хорошо памятны Гомеру. Так, когда Гектор молит Ахилла не отдавать его «на терзание псам мирмидонским», но вернуть его тело родичам для приобщения огню, Ахилл отвечает ему: Сам я, когда бы нашли на меня обуянье и сила 2, Плоти твоей пожирал бы сырьем отсеченные части... Под отсечением разумеется, прежде всего, отсечение конечностей 3, потом обезглавление. Если тело Гектора пожрут ахейские псы, он усилит собой ахейских подземных богов, ибо в виде псов пожрут его плоть и душу ахейские герои: только родовой костер обеспечивает ему по смерти героическую долю подземного покровителя своего рода. Таков древнейший смысл Гекторова страха перед настигающей его участью, - вот что заставляет его унижаться перед врагом и заставит Приама целовать руки убийцы его детей. Гекуба называет Ахилла (XXIV, 207) omestes - «пожирателем сырого мяса». Арей, по Гомеру, пьет кровь, как пьют человеческую кровь воины перед битвой для обуяния Ареем, по Геродоту (стр. 31), и тавры, слуги Ареевы, «кровью людскою вино растворяют в смесительной чаше» 4. Гера «живьем съела бы троянцев» (Ил. IV, 35: ömon bebröthois Priamon). Псы называются у Гомера (praegnanter в сакральном смысле) «плотоядными», ömoboroi. Фракийская омо-фагия младенца в присутствии Диониса изображена на аттической гидрии Британского Музея 5. Особенное значение имеет в этом культе лисица. Без сомнения, представление о тевмесской губительнице, посланной на Беотию «гневом Диониса» (гл. V, § 3, прим. 4, стр. 97), восходит к фракийскому...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: предполагаемых истребителей 4; так как культ Сминфея связан с мантикой (мышь - zoon mantikötaton) и происхождение его, по-видимому, критское, то закрепление его за Аполлоном в Троаде, чему древнейшим свидетельством служит I песнь Илиады, представляет собою analogon утверждению власти Аполлона как прорицателя в прадионисийских Дельфах. Мусическое соперничество дельфийских братьев составило бы предмет отдельного и обширного исследования; в дополнение к вышесказанному о музах (§ 3) любопытно бросить взгляд на историю мифа о Лине 5. Проблемой религиозного мифотворчества встал вопрос о том, которому из божественных братьев-соперников приписать одно из древнейших преданий хоровой лирики - «лин», народный плач (френос) по некоему умершему богу того же имени. Как олицетворение «страстей» kat'exochen, страстотерпец Лин принадлежал Дионису. Его имя - припев каждого страстного обряда (pantos pa thus parentheke). В остатках гесиодовской поэзии находим такой гимнический отрывок (fr. 192 Bz): Сына любимого ты родила, Урания, Лина. Сколько ни есть на земле песнопевцев и лирников, Лина Все поминают, все плачут об нем на пирах, в хороводах; Песнь зачинают певцы и кончают именем Лина. Но так как плачи и хороводы во имя Лина требовали лирного сопровождения, то неоспоримы были права Аполлона Кифарода на [54] это мифическое лицо, столь неопределенное, что в аргивском предании оно является младенцем, разорванным овчарками, а в фиванском - «божественным мужем-лирником», состязавшимся с Аполлоном и приявшим смерть от ревности бога, между тем как у Гомера ...
Входимость: 1. Размер: 7кб.
Часть текста: herös theos) наименованием, собственно подобающим одному Дионису. Много причин обусловило неудачу: и печать доризма, которую, постепенно застывая и каменея, принимает его уже только [84] подвижнический образ, - и его отчужденность от жизнемощных корней материкового, фракийско-парнасского оргиазма, - и, наконец, сама устойчивость представления о нем, исключающая ту не героическую, но божественную легкость превращений, какая прежде всего оказалась необходимой для владыки смерти и возрождения, для бога нижнего и вышнего вместе, для небожителя и внезапного стихийного демона в одном лице. В свою раннюю пору Геракл (по-видимому - Сандон хеттского Тарса) был прадионисийским сопрестольником оргиастической богини, умирающим на костре и воскресающим, увенчанным виноградными гроздьями, грозным своими рогами и обоюдоострой секирой. Он был тогда и навсегда остался своего рода богочеловеком, претерпевающим страсти. В свою позднейшую пору он непрерывно сближается в свойствах, судьбах и деяниях с Дионисом, во всем ему уподобляется, но. при этом остается себе верен так, что черты сходства кажутся проистекающими из его самобытной природы: всегда эллины чувствовали его исконную независимость от Диониса и не забыли в нем своеобразного предтечи Дионисова. В самом деле, герой из героев, но уже не бог, Геракл, искони Дионису подобный, встретив на пути своем истинного героя-бога, не мог остаться ему чуждым, но и затеряться в сонме его спутников не мог: возможно ему было только как бы удвоиться божеством Дионисовым, что и случилось. Кажется, что лишь путем такого удвоения достигнуто было полное обожествление героя-страстотерпца, ибо Геракл...
Входимость: 1. Размер: 8кб.
Часть текста: присутствием вселившегося в нее бога, и причащение богу через вкушение ее плоти - обряд, отразившийся в орфическом мифе о гибели предвечного Зевсова сына от титанов, - древни, как оргиазм. Титаны были приведены в связь с Дионисовыми страстями, по-видимому, в отдельных местных, чисто народных культах, напр., в окрестностях Патр 1. В Аркадии сближение Артемиды с Despoina идет об руку с представлением о принадлежности этому кругу титанов и, в частности, воинственного (hoplismenos) титана Анита как пестуна Деспойны (Paus. VIII, 37, 5, в описании окрестностей Мегалополя). Павсаний, говоря о «страстях», претерпенных Дионисом от титанов, как об орфическом догмате, отмечает, однако, что предание об Аните - аркадское (ta men de es ton Anyton hypo Arkadön legetai). Далее, он ссылается на Эсхилово свидетельство об Артемиде как о дочери не Лато, а Деметры. Итак, в Аркадии древнейшая, доаполлоновская, хтоническая Артемида была неким образом связана с титанами....
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: исконной связи его с дифирамбом. В гомерическом проэмии, отражающем островной Дионисов культ, бог превращает своих ворогов, тирренских корабельщиков, в дельфинов; по закону дионисийского отожествления, супостат оргиастического бога - его двойник: итак, дельфин - сам Дионис. Миф о тирренских корабельщиках пластически изображен на ротунде Лисикратова хорегического памятника. Что на такого рода сооружении представлен дионисийский миф, - естественно; но почему именно этот, а не иной? Конечно, не только вследствие технического удобства его рельефной трактовки по длинной ленте [128] фриза. С идеей хора. непосредственно связывался образ любящих музыку и, в частности, флейты (philöidoi te kai philauloi, Ael. II 15) дельфинов, - поверие же об их любви к мелодиям флейт есть уже свидетельство их изначальной тотемической принадлежности культовому кругу дифирамба, - ассоциировался, далее, дионисийский лик спасенного дельфинами певца Ариона, сына Киклеева (от kyklios chores), учредителя дифирамбических хоров. Сказания же о тирренских пиратах и об Арионе суть разновидности одного дионисийского мифа, как и лесбийская легенда об Энале (Enalos). Нет основания объяснять выбор мифа намеком на дионисийскую феорию «священного корабля», так как именно мотив корабля не выдвинут скульптором. Причина, конечно, в том, что дельфин столь же знаменует дифирамб, сколь бык и секира. Оттого в проэмии, исполняемом на дифирамбическом празднике, рапсод поет о дельфинах; оттого и Арион спасен дельфинами; оттого дельфины оказываются любителями флейт; оттого истолкователи Симонидовой загадки (§ 1, прим. 2, стр. 124) думают о дифирамбе, видя сочетание двойной секиры с Арионовыми козлом и дельфином 1. Замечательно, что редкие упоминания о Дионисе у Гомера, кроме одного, безразличного2, приводят его божество в связь с морем ...