Поиск по творчеству и критике
Cлово "BREVE"
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Входимость: 1. Размер: 96кб.
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 33кб.
Часть текста: sehnet. * Goethe, West-Oestlicher Diwan, 1,18: «Selige Sehnsucht» * Не скажи никому, разве лишь мудрецу, ибо сразу толпа издевается: Воздавать я хвалу Живому хочу, возжелавшему огненной смерти. Ты — мой свет; я — пламень твой. Л. Зиновьева-Аннибал Бессмертному свету Лидии Димитриевны Зиновьевой-Аннибал Той, что, сгорев на земле моим пламенеющим сердцем, стала из пламени свет в храмине гостя земли. Ессе Cor Ardens той, чью судьбу и чей лик я узнал в этом образе мэнады «с сильно бьющимся сердцем» ΠΑΛΛΟΜΕΝΗΣ ΚΡΑΔΙΗΝ — как пел гомер — когда ее огненное сердце остановилось. Мэнада Солнце-сердце Хвала Солнцу Хор Солнечный Солнце (Газэла) Assai palpitasti Завет Солнца Псалом Солнечный Солнце-Двойник Сердце Диониса De profundis Огненосцы (Дифирамб) Суд Огня Година гнева Зарева Месть Мечная Озимь Под знаком Рыб Цусима Астролог Populus-Rex Тихая Воля Sacra Fames Люцина Язвы гвоздиные Стены Каиновы Палачам Сивилла На Башне Медный Всадник Iris in Iris Молчание Солнце Эммауса Путь в Эммаус Лицо Пасхальные свечи Мистический Триптих Semper morior, semper resurgo Тайный Голос Аттика и Галилея Песни из Лабиринта Знаки Тишина Память Игры Сестра В облаках Примечания. Песни из Лабиринта Повечерие Л. Д. Зиновьевой-Аннибал (Загорье, Могил. г., 1907, июнь — октябрь) Загорье Нива Криница Покров Неведомое Улов Предчувствие Exit Cor Ardens Книга вторая. "Speculum speculorum" Speculum speculorum Зеркало зеркал Immutata dolo speculi recreatur imago adversis speculis integram ad effigiem. * * Неизменно предмет, обманно...
Входимость: 1. Размер: 18кб.
Часть текста: июля 1985 года в римской квартире на Авентине, где, 36 лет раньше, умер Вячеслав Иванов. Она была дочерью поэта и Лидии Димитриевны Зиновьевой-Аннибал. Родилась Лидия Вячеславовна в Париже, 28 апреля 1896 года. Первые годы провела в женевском доме Ивановых, где жили также дети от первого брака Лидии Димитриевны, Сережа, Костя и Вера Шварсалоны и старый друг семьи Мария Михайловна Замятнина. «Наша маленькая вилла в Женеве, Villa Java, — пишет в своих «Воспоминаниях» Лидия Вячеславовна, — была милая, в два этажа, а сверху еще третий, где были чердак и мансарды. Вокруг — очень большой сад. Я представляла себе рай по образу нашего сада весной, когда цвели все фруктовые деревья: яблони, черешни и другие. Красота этого сада захватывала мое дыхание. Посередине сада, сбоку, находился маленький сарайчик. Половина его была занята садовыми орудиями — лопатами, граблями, лестницей и т. д., а половина представляла собой крошечную комнату, которую мама приспособила себе под студию. Я помню смутно (меня в нее обыкновенно не пускали) чем-то пестрым и красивым украшенные стены, на полу, может быть, ковер или цыновка и, кажется, шез-лонг, на котором, полулежа, писала мама. Вячеслав работал дома, в своей мансарде. Из сада в окне виднелась его голова». С раннего детства и в течение всей жизни Лидия глубоко связана с музыкой. Четырех лет она сочиняла музыкальные «сигналы» и гимны для созданной ее воображением страны «Пипаста», утопии социалистического города, которой восхищалась ее мать. Правда, во время обязательных уроков за «скромным, но золотистым и милым пианино фабрики Эрар» она скучала;...
Входимость: 1. Размер: 96кб.
Часть текста: мы полагаемся на него, коли не обманывает вид вещей и гул голосов, полнее, непосредственнее, самозабвеннее, чем то делали нахмуренные, озабоченные дети девятнадцатого века. И, когда ригористы той старой формации (немного их осталось) пытаются абстрактными построениями и пуританскими сомнениями подорвать наше безусловное доверие к началу жизни неисчерпаемой, полной неожиданностями, преодолевающей и установившиеся представления и предрассудки, тогда мы решительно и вызывающе противополагаем их сухому доктринерству какое-нибудь причудливое изречение вроде афоризма Ницше (который, впрочем, любят повторять, и мирные прагматисты): «Истинно лишь то, что стимулирует, вздымает, укрепляет жизнь». Потому что: «Да здравствует жизнь!» есть наш постоянный, излюбленный припев, а торжественное и праздничное установление культа жизни есть наше фактическое опровержение пессимизма прошлого столетия. Сразу после катастрофы, потрясшей мир, под угрозой назревающего катаклизма, который предрекают гадатели, вопреки всей ненависти и вражде, всем насилиям и неистовствам — вопреки всему этому воля к жизни проявляется отнюдь не ущербной и поруганной, а окрепнувшей, точно помолодевшей, и нарастает потребность испытать, обрести, довести до последних пределов, охватить все, что может предоставить земное существование. И странно: в нас к такому дерзостному любопытству по отношению к жизни присоединяется почти фаталистическая покорность ее смутному непостижимому закону. Нам надоел рационализм, и мы охотно доверяемся водительству того слепого ясновидца, каким является инстинкт. Идеологии нас раздражают и разочаровывают, мы склонны ...
Входимость: 1. Размер: 74кб.
Часть текста: Бердяев. Личное горе не заглушило в сердце В. И. живого интереса к людям. В общении с ними главной целью, как и прежде было — вызвать в приблизившейся к нему чужой душе проявление ее особенной единственной ценности, ее основного устремления. Один из молодых друзей поэта, проживший некоторое время на «башне» — философ и писатель Федор Степун — вспоминает: «Более симпозионального человека, чем Вячеслава Иванова довоенной эпохи, мне уже больше не приходилось встречать. В отличие от Андрея Белого, подобно огнедышащему вулкану извергающего перед тобой свои мысли, и в отличие от тысячи блестящих русских спорщиков-говорунов, Вячеслав Иванов любил и умел слушать чужие мысли. В его любви к беседе было не столько пристрастия к борьбе мнений, сколько любви к пиршественной игре духа. Даже и нападая на противника, Вячеслав Иванов никогда не переставал привлекать его к себе своею очаровательною любезностью. За духовною трапезой он порою, словно острыми приправами, угощал своего собеседника полемическими выпадами, но никогда не нарушал при этом чина насладительной беседы. Все публичные и полупубличные выступления его отличались своеобразным сочетанием глубокомыслия и блеска, эрудиции и импровизации, тяжеловесности и окрыленности». 91 В людях, как и во всех явлениях, В. И. искал за видимою внешнею реальностью иную подлинную, «высшую». Каждого человека он любил как единственный, неповторимый, незаменимый путь a realibus ad realiora, искал соделать путь этот видимым для самого идущего. При этом В. И. вовсе не всегда только поощрял и далеко не всегда бывал ласков: он часто горячо сердился, нападал, своими пронзительными вопросами подымал глубинные душевные пласты, вызывал болезненные признания, нередко неожиданные для самого признающегося. Зачастую люди от него уходили в слезах. Некоторые обижались,...