[109]
2. Символика змеи. Змея и бык. Бог-младенец
Змея, символ владык и душ подземного царства, в круге Дионисова богопочитания - исконный символ-фетиш 1 самого «змеями увенчанного» или «змеевидного» бога 2, неразрывно связана с представлением о менаде и составляет на изображениях ее постоянный атрибут. Хор вакханок поет у Еврипида (Bacch. 101 sq.) о том, как «Зевс, в определенный Мойрами срок, родил бога с рогами быка и увенчал его змеями, отчего и менады вплетают в волосы змей». - «Ты, увлажненный хмелем, - говорит Гораций (carm. II, 19), обращаясь к Дионису, - сдерживаешь змеиными узлами развевающиеся волосы служительниц твоих, бистонид, и змеи им не вредят». Увенчанные змеями и со змеями в руках, идут мималлоны, бассары и лидийские менады в дионисийской процессии Птолемея Филадельфа 3. По словам Пруденция (с. Symm. I, 130), «желающие умилостивить Вакха разрывают зубами зеленых медяниц (virides descindunt ore chelydros)». «Вакхи, - сообщает Климент Александрийский, - славят оргиями наводящего яростное безумие Диониса, в священном неистовстве пожирают живьем разорванные жертвы и, увенчавшись змеями, громко взывают: эван» 4. «Оргиасты Диониса, - замечает Гален (antid. I, 8 ), - в конце весны и при начале лета разрывают, по обычаю, ехидн».
Мисты Диониса-Сабазия, к которым в юности принадлежал оратор Эсхин, сохранили в своей религиозной практике много черт, общих с оргиями менад; эти обряды высмеивает Демосфен (de
[110]
cor. 313) в следующем очерке-шарже былых мистических занятий своего противника:
«Достигнув зрелого возраста, ты бормотал по книжке причитания, в то время как твоя мать посвящала неофитов, - надевал по ночам оленью шкуру (небриду), причем прилежно прикладывался к священным кубкам; «очищал» посвящаемых, выпачкивая их грязью и отрубями, а потом, подняв их на ноги, приказывал им повторять: «зла убежал, благо стяжал». В наибольшую же честь вменял ты себе то, что никто так громко, как ты, не умел выть; чему, впрочем, я охотно верю: вы слышите, как звонко он витийствует; представьте же себе, как он воет. Таковы были ночные твои занятия, а днем водил ты по улицам разубранные процессии в венках из укропа и тополя, стискивая в руках змей и кружа их над головой, и взывая: «Эвой! Сабой!» и приплясывая в такт словам «Аттэс, Гиэс!» - как «зачинатель дифирамба» и «корифей хора», и «плющеносец», и «Вакхов пестун» (ликнофор). Так, по крайней мере, величали тебя набожные старушки, подносившие тебе пирожки и печенье, и лепешки медовые, - ведь за это одно кто не благословил бы своей судьбы?».
В связи с распространенностью мистического дилетантизма в IV в. 1, входит в обычай держать в домах змей, и особенное пристрастие женщин к змеям заставляет говорить о предосудительности этого обычая 2. «Лежащий на лоне» (hypokolpios) - сакраментальное означение змеи как божественного фетиша у мистов Са-базия: змею пускали сверху за пазуху посвящаемого и вытаскивали снизу из-под одежды 3. Орфическая формула посвящения Персе-фоне: «лоном я покровен госпожи, царицы подземной» (despoinas d'hypo kolpon edyn chthonias basileias). Посвященный - «змий». Взятие на лоно означало (по Дитериху) усыновление миста подземной владычицей; во всяком случае, посвященные именуются родичами подземных богов 4. Но с другой стороны, обряду мистерий исторически предшествовали оргии менад, где змея искони употреблялась как таинственный символ. Для менад Дионис - то младенец, ими пестуемый, то небесный супруг; змея, представлявшая собой бога, имела преимущественное значение этого второго аспекта. Посвящаемый, в качестве «змия», не только усыновляется богиней, но и становится мистически ее женихом. Эти два представления для миста не противоречивы; напротив, их совмещение и составляет многозначительность таинства 5.
[111]
Менады-ликнофоры, на ночных оргиях «Ликнита», когда они «будили Вакха» 1 - что происходило в триетерические годы в начале зимы, в пору кратчайшего дня2, - держали змею как фетиш Диониса в веялке - решете (liknon, vannus mystica), служившей «колыбелью бога» (ибо в такие сита для зерна, по обряду полевой магии, матери клали младенцев): мы узнаем об этом из упоминаний у Плутарха, Климента и пластических изображений 3. Та же змея, как символ иерогамический, изображала Диониса-жениха или Диониса-супруга 4 - и это представление сыграло большую роль в образовании легенды о чудесном зачатии македонской мималлоной, женой царя Филиппа, Олимпиадой, сына Александра как «нового Диониса» от Зевса-Диониса-Аммона, сочетавшегося с нею после оргий в виде большой змеи 5. Отсюда мистический образ менады Гиппы у неоплатоника Прокла: «Гиппа, душа всего (вселенной), колыбель на главу возложив и змием обвив, приемлет Диониса» 6. Этот образ также обусловлен верованием в божественное нисхождение небесного жениха в виде змеи и в рождение от змеи младенца-бога, каковое рождение есть в сущности лишь метаморфоза змия-супруга. При посвящении в вакхические мистерии на голову неофита, закутанную в покрывало, высыпается содержимое в ликноне. Змеи, которая бы выползала из кошницы 7, на изображениях этого тайнодействия нет, - зато среди жертвенных плодов и печений разной формы находится, как несомненный эквивалент змеи, фаллос, что указывает на представление о посвящении как иерогамическом обряде, сочетающем душу посвящаемого с Дионисом 8.
[112]
Орфическая символика, осторожно использованная, и в данном случае, как столь часто, обращает нас к исконным представлениям народной веры, запечатлевшимся в обряде. Орфический стих: «родитель змия -бык, быка родитель - змий» (срв. выше стр. 46), сочетает два изначальных зооморфических образа: змею женского оргиазма и прадионисийского быка. Союз обоих культов (как это показано ниже, в главе «о буколах») произошел, между прочим, в Фивах и обусловил возникновение мифа о рождении Диониса от Семелы. В Фивах легче всего могли быть согласованы оба символа: там между змеей Ночи и божественным сыном Кадмовой дочери устанавливается постоянное соотношение 1, и не случайно, не только для описания земли Спартов, Софокл, воспевая фиванского Диониса, упоминает о том, что он обитает «на посеве лютого змия» (agriu epi sporäi drakontos-Antig. 1125). Брачный чертог дочери Змеевика как «буколион»: такова была в Фивах обрядовая реализация таинственного догмата о тожестве быка и змия.
Смысл соединения змеи и быка был прозрачен: Дионис - бык в мире живых и змий в подземном царстве. Существо бога вечно рождающегося и вечно умирающего есть постоянная смена этих двух образов или состояний бытия: бык превращается в змия, змий - в быка. Бык мыслится при этом как оплодотворитель, умирающий после акта оплодотворения, и как жертва; змий - как его неистребимая сущность и семя в земле. Однако, эта схема, без сомнения, тотчас осложняется новой, антропоморфической, чертой: смерть жертвенного быка есть брак его с Землей, в которую он проникает в виде змия-супруга. Мгновение оплодотворения есть мгновение смерти оплодотворителя, и вот - бог-змий уже дитя во чреве матери, из лона которой он появляется на свет в образе отрока с рогами, Диониса, - младенца и человекобыка 2. Разрывание змей менадами имеет, по-видимому, магической целью высвобождение плода из его оболочек и служит заклинанием, вызывающим из недр земных долженствующего родиться младенца-бога. Но едва вызванный из недр младенец встречает в своих пестуньях убийц. В этом оргиазме нет места представлению о сложении расчлененного
[113]
наполниться. Отсюда многочисленные следы священного детоубийства в женских оргиастических сонмах, сохранившиеся, например, в мифах о Прокне, Пройтидах, Миниадах 1.
Возникновение собственно-дионисийской религии связано именно с появлением младенца; представление о змии-супруге кажется более древним. Известны критские изображения оргиастической богини или жрицы со змеями в руках. И у эллинов менады свивали змей и вплетали их в волосы еще тогда, когда они были не сонмом Диониса, а служительницами Земли и Ночи. Черные менады - ловчие Эринии - увенчаны змеями и взвивают бичи из змей с незапамятной поры прадионисийских оргий на Кифероне и Парнасе; но об этом уже была речь. Для дионисийской религии отличительно сочетание змеи и младенца (срв. стр. 47-48); просто змея - атрибут дочерей Ночи, женских представительниц и личин хтонического культа. Его унаследовали фессалийские колдуньи 2.
Сноски
Страница 109 :
1 Clem, protr. II, p. 79 P.: drakön orgion Dionysu Bassaru.
3 Athen. V, 25, ρ 198 Ε.
4 Clem, protr., p.. 11 Pott: Dionyson mainolen orgiazusi bakchoi, ömophagiäi hieromanian agontes, kai teliskusi tas kreönomias tön phonön, anestemmenoi tois ophesin, epololyzontes euan.
Страница 110 :
1 Срв. Theophr. char. 16: ean idei ophin en tei oikiäi, Sabazion kalein.
ütterung in den orphischem Mysterien, St. Petersb. 1873.
3 Clem, protr. II, p. 76. Sabazion gar mysterion symbolon tois myumenois ho dia kolpu theos: drakön de esti kai hutos dielkomenos tu kolpu tön telumenön. Arnob. 5: aureus coluber in sinum demittitur consecratis et eximitur rursus ab inferioribus partibus.
4 Rohde, Psyche, II, S. 421. Срв. выше, стр. 62-63.
5 О фаллическом и эротическом значении змеи Eitrem, Hermes und die Todten Christiania, 1909, S. 25; Gruppe Rel.-Gesch. 921. Schol. Aristoph.. Eccles. 906: ё to zöon ё epitu aidoiu.
Страница 111 :
§ 4, прим. 10, стр. 29.
2 Ovid. Fast. I, 393: tertia quae solito tempore bruma refert. August Mommsen, Delphica, S. 214.
3 Plut. Alex. 2. Clem, protr. II, p. 79. Stephani, Schlangenfütterung.
4 Gruppe, Rel.-Gesch., S. 1423.
5 Plut. 1. 1. Срв. Stephani. S. 12.
предметом особливого культа у орфиков (Orph. h. 47, 48). Надпись: metri Hiptai kai Diei Sa[baziöi]-О. Kern, die Herkunft des orph. Hymnenbuchs, в Genetliakon C. Roberts, S. 92. Опыт поэтического истолкования образа Гиппы по Проклу в моей книге «Кормчие Звезды», стр. 341.
7 Stephani, ibidem.
8 Относящиеся сюда (не к Элевсину) изображения описаны Pringsheim'oM. Archäol. Beiträge zur Gesch. des eleusin. Cultus, S. 32 f., причем он вполне уместно сближает осыпание неофита сластями с подобным же осыпанием жениха и невесты на свадьбах (katachymata, tragemata). Свадебный обычай, по-видимому, привлечен мистами для вящего ознаменования иерогамического смысла посвящений. Если мист изображается маленьким, а другие участники обряда большими, это значит, что последние играют литургическую роль божеств. Ликнон держит Силен; женщины - нимфы-менады мифа. Покрывало на неофите также, должно быть, знаменует покрывало невесты.
Страница 112 :
1 Имя Менекея (menoikos ophis) и его значение как заместителя Кадма перед разгневанным Ареем, как искупительной жертвы за убиение Ареева змия Кадмом, свидетельствует о змеиной природе этого страстного героя, ипостаси фиванского Арея-Диониса. Из крови Менекея вырастает гранатовое дерево. То же рассказывают орфики о Загрее: из пролитой Титанами и выпитой Геей крови младенца вырос плод гранатный (Clem, protr. II, 19; Bötticher, Baumcult, S. 472). Загрей родится от Зевса-змия и змеи-Персефоны; спасаясь от преследования Титанов, он принимает образ быка. Перенесение на Загрея предания о Менекее выдает влияние фиванского змеиного культа на орфиков. Сопоставим с этим кругом представлений вышеприведенное (гл. V, § 2) описание Вакхова зачатия Семелой от Зевса, принимающего разнообразные лики своего будущего сына, в поэме Нонна (VII, 319 sqq).
Страница 113 :
1 Нимфа Аура родит от Диониса близнецов (другими словами: родится новый Дионис, всегда в себе раздвоенный). Одного младенца мать разрывает (это страдальческий и умирающий аспект Диониса); другого (это Иакх) отец спасает и передает Афине. Девственная богиня чудесно питает его своей грудью и отдает элевсинским менадам, которые славят его ночными хороводами. Nonn, XLVIII, 951 sqq.
эта символика развилась, в связи с античными реминисценциями, из его изречения: «imitare serpentem». Святой епископ изображен в базилике на одном рельефе со змеевидным посохом в левой руке и с тирсом в правой; на тирсе шишка пинии и три развевающиеся тесьмы; седалище святого состоит из перевитых змей. (Martigny, Dictionnaire des antiquites chretiennes. p. 611).