* * * ("Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся... ")

Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся
Окрест тончайший эфир жизнию дремлющих струн.
Дремлют... Давно не будила нечаянной песнию Муза
Лиры, которую ты — вижу — любить не отвык.
Иначе сходит ко мне, в полнощную келью, богиня:
Строг и священственно-чужд взор удаленный ее.
«Слушай!» — прошепчут уста благовещие, вдруг умолкая
Легкие персты едва тронув кифару, замрут.
«Слушай...» И с веяньем тайным звучит издалече глубокий
Мелос: вначале немой, темной музыкой могил;
Ближе потом, и ясней, как над шелестом рощи священной
Реянье внятное сил, или в пещере волна
Многоязычных ключей, говорящих с незримой Сивиллой,
Иль Касталийский поток, замкнутый в мраморный плен
Маски трагической, — бьющий из уст, исступленно-разверстых -
Ночь Диониса вещать и Дионисову скорбь.
Муза внимать мне велит — и сама заглушенным созвучьем,
Тихим напевом сама вторит звучащим теням...
Так мной владеет Эсхила стоустого вызванный демон;
Голосом вторить живым нудит он пленный язык
— и в ужасе сладостном сердце
С сердцем пророческим в лад, тесное, биться должно...
Солнце встает — чарованье ночей угасить и виденье
Игл кипарисных явить, — пиний, обвитых плющем,
Башни старинной, ворот городских... — все в окно улыбнется...
Ты, dea Roma, стоишь, белая, в шлеме, с копьем,
В зелени смуглой, на склоне холма, — и певучие плещут
Звонко струи — о тебе... В Городе Вечном я — твой!
Не чуженин!.. А зачем своему, как на чуждый дивиться?