ПРИМЕЧАНИЯ
Мелопея «Человек» состоит из четырех частей и Эпилога. Первые три части написаны в Москве в 1915 г.; последняя часть и эпилог тоже написаны в Москве, но позднее: в годах — 1918—1919. Издано произведение это было лишь в 1939 г. в Париже, в изд. «Дом Книги». Появилось оно отдельным выпуском серии «Русские поэты». Поэт Ринальдо Кюфферле перевел «Человека» в стихах на итальянский язык. Перевод, с кратким введением, появился отдельной книгой: Venceslao Ivanov — L'Uomo. Traduzione in versi di Rinaldo Küfferle. Fratelli Bocca editori. Milano, 1946. Печатающийся здесь текст есть воспроизведение той парижской публикации, подготовленной и проверенной самим автором.
В 1915 г. В. И. закончил то, что он тогда называл «лирической трилогией», озаглавленной — «Человек». Издательство Сабашниковых сразу предложило трилогию напечатать. В. И. уже правил корректуры, когда однажды Павел Флоренский, услышав трилогию в чтении В. И., вдруг сказал: «Вещь прекрасная; но ее мало кто поймет. Хотите, я напишу примечания?» В. И. пришел, конечно, в восторг от такого предложения, и попросил Сабашникова немного отложить публикацию. Флоренский начал писать примечания, но медленно. — Война, революция; издание задержалось и не осуществилось. К сожалению, ни в архиве В. И., ни в архиве Флоренского примечаний тех не нашлось. В журнале «Русская Мысль» отдельно появилась третья часть «Человека» (венок сонетов — «Два Града»); В. И. датирует: «Июль, 1915». Он думал, что эта им отмеченная дата и есть день окончания всей поэмы. Но уже в 1917 г. он ясно увидел, что мелопея вовсе не завершена, что в «Человеке» не сказано главного о Человеке: «Да будут все едино...». Тогда и стала возникать четвертая часть поэмы «Человек Един» и «Эпилог», который можно было бы назвать «Соборность».
В «Русской Мысли» третья часть «Человека», венок сонетов «Два Града», посвящается Льву Шестову. Читателя, знающего искания Шестова, такое посвящение удивляет: В. И. и Шестов были дружны, но по духовной установке и отношению к умозрению чужды друг другу. В. И. пишет о нем: «Поверить ему значит допустить червоточину в собственном духе». Когда, через двадцать три года, В. И. готовил окончательный текст для парижского издания, он ясно видел, что посвящение нелепо: по крайней мере надо объяснить. В «Русской Мысли» эпиграфом были взяты слова св. Августина из «Града
Божия» (XIV, 28). В издании «Дома Книги» В. И. комментирует: Лев Шестов, «услышав начальные стихи «Человека», определил орбиту лирического цикла произнесенными на память словами св. Августина.» Связь «Двух Градов» с «De civitate Dei» очевидна, и установление ее не требует особой догадки. И почему удачная цитата, относящаяся к «Венку сонетов» третьей части, вызывает посвящение всего «Человека», говорящего о многом другом, — так и остается невыясненным. На самом деле вот что было: сказав на память слова св. Августина, Шестов добавил: «А за мою догадку посвятите мне «Человека». В. И. несколько растерялся: ему вовсе не хотелось соглашаться на такое предложение, но он не решился отказать. Когда «Человек» издавался полностью, Шестова уже не было в живых. Не мог же В. И. отказаться от когда-то данного обещания...
Разночтения между изначальной рукописью и окончательным печатным текстом «Дома Книги» в первых трех частях не существенны; в четвертой части они важнее:
Мелос | Строка | В рукописи | Дом Книги |
3 часть 1-ая | 1 сверху | Отчего, твой взгляд | Что же, царь, твой |
3 | 4 снизу | Оттого, о | Не затоль, о |
5 | 15 сверху | лишь вздох, да лепет | чей вздох, чей лепет |
5 | 17 | Сжимал мечту | |
7 | 2 снизу | — царственного Я | замкнутого Я |
9 | 3 | Несовместны были оба | Не сливали светов оба |
10 | 1 | Кусай | Язви |
Мелос | Строка | В рукописи | В «Доме Книги» |
19 сверху | Тоску всех душ скиталиц | Томленье всех скитальцев | |
1 | 21 | страдалиц | |
3 | 19 | Сквозит | Висит |
4 | 7 снизу | ливни | грозы |
5 | 2 сверху | Юнейший сверстник | |
5 | 3 | Их тайн | |
9 | Большие перемены в первой строфе: Сопрестольник Ночи, бог феспийский, Некогда, на паперти дельфийской, Врезал в медь незыблемых верей Слово-слов: ЕСИ, На письмен оси |
||
Таков словосостав в рукописи; в «Доме Книги» иначе: | |||
Что тебе, в издревле пресловутых Прорицаньем Дельфах, богомол, Возвестила медь ворот замкнутых? |
На вратах: ЕСИ?
У себя спроси,
Человек, что значит сей глагол.
В шестой строфе 2 строка снизу; в рукописи: «Свой венец неси!»
«Доме Книги»: «Царский крест неси!...»
Третья часть «Человека» (венок сонетов — «Два Града»), в издании «Дома Книги» дословно воспроизводит текст июльской рукописи 1915 г., которая впервые была напечатана в журнале «Русская Мысль». В парижском издании В. И. предваряет венок сонетов стихотворением, написанным в 1915 г., появившимся 25 декабря 1915 г. в газете «Русское Слово» под заглавием «Последние Времена». В издании «Дома Книги» В. И. стихотворение это назвал: «PROOEMION». Четвертая часть «Человека» была написана в 1918 году. Из ее девяти стихотворений четыре (I, II, III и VI) появились в «Записках Мечтателей» (Изд. «Алконост». Петербург.) в 1919 году. При установлении текста для парижского издания В. И. многое изменил:
1) В рукописи и в «Записках Мечтателей» первая строфа первого стихотворения была иной:
Как стосковалась — по любви!
Ступая по пояс в крови,
К тому же солнцу, к той же
А солнце тонет в багреце,
И бродит мысль — не о конце ли? —
На бледном Каина лице.
Вторая строфа сохранена дословно. Стихотворение датировано 20/8. IX. 1918. В рукописи, воспроизведенной в начале этого тома, вариант: вместо: «Творцы Адама» — «сыны Адама».
3) Никаких изменений.
4) Стихотворение не напечатано в «З. М.»; текст рукописи в изд. «Дома Книги» сохранен полностью.
5) Стихотворения этого в «З. М.» нет. Первая запись первой строфы относится ко времени пребывания В. И. в Сочи. Она помечена годом — 1916-ым. В изд. «Дома Книги» в тексте изменений нет. Остальные четыре строфы написаны в 1918 г.
6) Напечатано в «З. М.». Текст сохранен полностью.
— все написаны в конце 1918 г. и не были изменены в парижском издании.
Однажды, в конце тридцатых годов, просматривая старые записи для установления окончательного текста для «Человека», В. И. увидел два стихотворения, относящихся ко времени его жизни в Сочи. Стихи эти, написанные не одновременно, на расстоянии пяти месяцев друг от друга, представляли собою как-бы одну пьесу; В. И. был удивлен: стихи те заключали, формулировали узрения последней части «Человека», о котором он тогда не думал. И он сразу решил добавить эти стихи к четвертой части мелопеи и закончить ими отдел «Человек Един». Стихотворение он назвал: «EPHYMNION». Первые две строфы датированы были: «Октябрь 1916». Последние две — «1 марта 1917».
«Эпилог» состоит из девяти октав. Первые восемь из них являются описанием видения Соборности. Последняя, девятая октава, написана независимо от начальных восьми и представляет собою молитву к Духу Святому, сказанную в стихах. Черновой набросок этой молитвы обозначен: «На 23. 1. 1918». «Эпилог» датирован: «Март 1919». Разночтения между рукописью и парижским текстом встречаются только в конце: в четвертой строке снизу в рукописи вместо — «И наших тел очисть» значилось — «И тварную очисть». В предпоследней строке снизу вместо «Хоровожатый жизни» обращением к Духу Святому было: «Податель лучшей жизни». Другие комментарии к «Человеку» см. I, 143—152.
ПРИМЕЧАНИЯ ВЯЧЕСЛАВА ИВАНОВА
«род» предлагаемого читателю произведения) основана на строфической симметрии. В первой части, ряду мелосов (α, β, γ, δ...) отвечает параллельный ряд соразмерно построенных антимелосов (α, β, γ, δ.,) Во второй части, и в четвертой, восходящая череда од, достигнув вершины (акмэ), сменяется нисходящею в обратном порядке, так что каждый мелос со своим антимелосом находятся на той же ступени. «Круговая песнь» третьей части естественно образует венок сонетов. Круговое видение Эпилога рассказано в девяти эпических октавах. Такова структура целого. Отмечу, кроме того, что два стихотворения первой части (мел. ε и антим. ε) сложены в терцинах и два второй (мел. θ и антим. θ) в строе старо-французской баллады. К этим замечаниям о форме автор, не желая возбудить подозрение в предумышленном «герметизме», присоединяет, как посильную дань на алтарь благосклонной Ясности, несколько глосс, освещающих символику поэмы.
* * *
В том, что обычно зовут диалектикой исторического процесса, я вижу подобный спору Иова диалог между «Человеком и Тем, Кто вместе с образом Своим и подобием даровал ему и Свое отчее Имя АЗ-ЕСМЬ, дабы земной носитель этого Имени, блудный сын, мог в годину возврата сказать Отцу: Воистину ТЫ ЕСИ, и только потому есмь аз. Мой отрыв от Тебя опровергает само бытие мое. Ту видимость бытия, какою хочет обольстить и подкупить меня моя пустая, призрачная, мятежная свобода, отвергает мое благородство, родовая память, которую Ты в меня вложил, сотворяя, рождая меня. Имя, коим я себя именую, сжигает меня Твоим огнем. Ни отменить и истребить этого Имени, ни осуществить его я не могу. Ты восхотел, чтобы я был; и утверждая себя, я в самом противлении моем утверждаю Тебя. Пусть же Твое Имя, которым Ты знаменовал чело мое, будет на нем не печатью беглеца-Каина, но светом Отца на челе сына. — Таково будет, по христианскому упованию, последнее слово Человека в его долгой тяжбе с Богом, — в трагическом состязании, именуемом всемирною историей. Это слово будет впервые преодолением человеческой тварности и выходом его блуждающей свободы в истинную свободу чад Божиих».