ИЗ ПЕРЕПИСКИ В. И. ИВАНОВА С А. Д. СКАЛДИНЫМ
Публикация М. Вахтеля
Долгие годы имя и творчество Алексея Дмитриевича Скалдина (1885-1943) были забыты. Но в последнее время произведения Скалдина пользуются если не популярностью, то по крайней мере некоторой известностью. В СССР одно из его стихотворений появилось в хрестоматии М. Л. Гаспарова1. В США его роман переиздан В. Крейдом, написавшим к нему содержательную вступительную статью2. Скалдин, который даже в годы своего творчества был мало заметен и мало известен, теперь упоминается в связи с такими крупнейшими авторами, как М. А. Булгаков, Анна Ахматова, А. А. Блок3. Однако в настоящей работе творчество Скалдина играет лишь второстепенную роль. Нас интересует не столько писатель, сколько свидетель литературных событий начала века.
Не подлежит сомнению, что из всех знаменитых поэтов своей эпохи лучше всего Скалдин знал Вячеслава Иванова. Начало их переписки (и, наверное, их знакомства) относится к 1909 г., когда Иванов одобрительно отозвался о стихах Скалдина4. Вскоре Скалдин становится учеником Иванова и одним из постоянных посетителей «Башни». В 1912 г. при содействии Иванова увидел свет единственный лирический сборник Скалдина «Стихотворения (1911-1912)»5. Иванов высоко ценил поэтическое дарование своего ученика и пытался помочь ему вступить на литературное поприще6. Важно отметить, что Скалдин был близок Иванову не только как поэт: он дружил с Ивановым, с Верой Константиновной Шварсалон (падчерицей и впоследствии третьей женой Иванова), а также был хорошо знаком с ее братом, Сергеем Константиновичем.
Переписка Иванова со Скалдиным включает более сорока писем (большей частью от Скалдина) и охватывает период с 1909 по 1923. Разумеется, для историка литературы не все они представляют одинаковую ценность. Самый интенсивный период и самый интересный с литературоведческой точки зрения — 1912 год, когда Иванов и Вера Константиновна уезжают в Европу. Лето этого года — очень счастливое время для Иванова и в личном и в творческом отношении. 12 июля у Ивановых родился сын Дмитрий. Иванов переживает творческий подъем: зреют новые стихи, поэт готовит новую книгу, работая необычайно интенсивно и быстро.
В течение того же лета Иванов написал «Нежную Тайну», свой четвертый сборник стихов. Хотя в стилистическом отношении книга эта резко отличается от предыдущей («Cor Ardens»), она близка ей присутствием основополагающего автобиографического подтекста. Вторая часть «Cor Ardens» посвящена тематике любви и смерти. Она является не только своеобразным сплетением разнородных мифов и традиций, но — как подчеркивает сам Иванов — непосредственно связана с его личной судьбой7. Она — поэтический реквием покойной Лидии Дмитриевне Зиновьевой-Аннибал. Новый сборник стихов отражает новый жизненный опыт Иванова. Главную роль в нем играет «ее дочь»8, Вера Константиновна; через Веру (и ребенка, рожденного ею), Иванов как будто вновь обретает Лидию. Близость смерти к рождению новой жизни служит основной темой «Нежной Тайны»9. Так, в программном стихотворении сборника в одной из строк, центральных по месту нахождения и по смыслу, Иванов пишет: «Смерть — повитуха; в земле — новая нам колыбель»10. Интересно отметить и интертекстуальную связь между двумя сборниками. В разделе «Любовь и смерть» («Cor ardens») находится стихотворение, в котором Иванов описывает ночное видение: «... цветы благоуханней, И Тайна все нежней, И в Боге сокровенное открытей...»11 Нетрудно заметить, как заглавие «Нежной Тайны» вырастает из этого образа, т. е. из поэтического мира предыдущего сборника. Другими словами, «Cor ardens» и «Нежная Тайна» связаны тем, что представляют части единой судьбы. Как сам он сказал: «Открыта в песнях жизнь моя»12. Не учитывая этот автобиографический элемент, нельзя понять и приложения к «Нежной тайне», которое содержит стихи, посвященные друзьям13.
Желая опубликовать новую книгу как можно скорее, Иванов выбирает именно Скалдина посредником между собой и издательством14«... Рукопись, которую получите, тайна — не только по заглавию; тайна от всех! Издайте ее книжкой...»15 Таким образом, Скалдин становится самой прочной связью Иванова с Россией. Несмотря на то, что причины написания писем вполне практические, содержание их отнюдь не ограничено вопросами публикации книги. Наоборот, оставляя Скалдину практическую сторону издания, Иванов обращается к более важным для него вопросам: объясняет тонкости стихосложения, анализирует свои стихи, рассказывает о встрече с Андреем Белым. В публикуемых ниже письмах он высказывается очень определенно на некоторые важные для него темы, не затронутые в других его сочинениях.
Общепризнана репутация Иванова как «мэтра» русского стихосложения и его влияние почти на всех поэтов начала века. В многочисленных мемуарах упоминается, как Иванов обсуждал стихи других поэтов и давал советы молодым. Однако воспоминания, как правило, передают только общую атмосферу «башни» — подробных свидетельств ивановского подхода к поэзии очень мало16. Ценность предлагаемых писем именно в том, что они касаются специально поэтических проблем и стихотворных приемов. Особенно интересно в этом отношении второе письмо, где Иванов говорит о своих стихах. Такого рода, пусть даже отрывочные, высказывания дают нам редкую возможность проникнуть в поэтический мир одного из самых значительных теоретиков русского стихосложения. Они важны не только для интерпретации творчества самого Иванова, но и для понимания русской стихотворной культуры двадцатого века.
Наряду с замечаниями о поэзии в письмах содержится единственный — насколько нам известно — подробный отзыв Иванова о Рудольфе Штейнере. Из разных источников известно, что Иванов был знаком с идеями Штейнера. Начиная с 1907 г., он часто общался с Анной Рудольфовной Минцловой, которая энергично пропагандировала философскую систему Штейнера в России. Хотя Иванов никогда не был поклонником теософии (ни антропософии), он явно интересовался этим движением и самим Штейнером. Косвенным свидетельством этого служит письмо Минцловой к Иванову от 26 ноября 1908: «Вы знали ведь, что я отдала уже, в Петербурге], в печать, мой перевод "Theosophie" Шт[ейнера]17, Вы даже предложили мне помочь, здесь — помните! Наконец Вы сами предложили мне, что если Шт[ейнер] приедет в Петербург], принять его у себя, на башню»18.
В своих статьях Иванов крайне редко упоминает Штейнера. Однако, несмотря на отсутствие прямых указаний, можно предполагать, что Иванов знал и ценил творчество основателя антропософии. Он не только говорит о Штейнере с уважением, но и ссылается на его самые последние работы. Примечательно, что, обсуждая новые пьесы Штейнера (см. третье письмо настоящей публикации), Иванов обращает особое внимание на Люцифера и Аримана. Четыре года спустя он сам обращается к тому же противопоставлению в своей статье о Достоевском, чтобы определить «два богоборствующие в мире начала»19. Разумеется, ивановская трактовка темы (т. е. ее применение к творчеству Достоевского) далеко уходит от штейнеровской, но важен сам факт того, что Иванов выбирает именно этих представителей демонологии20.
общался с Минцловой, Штейнер выступал с многочисленными лекциями о розенкрейцерстве21. Не случайно, что первая из вышеупомянутых пьес Штейнера имеет подзаголовок «Ein Rosenkreuzermysterium» («Мистерия розенкрейцерства»). Некоторые исследователи полагают, что тема розы и креста, столь важная для русского символизма, вообще пришла в Россию от Штейнера, в частности, через Минцлову22.
Уже 20 января 1907 г. Минцлова пишет Иванову длинное письмо о розенкрейцерстве (ГБЛ, ф. 109, к. 30, ед. хр. 1): «... я хочу сейчас докончить то, что начала. Мне надо сказать Вам теперь о третьем пути — Розы и Креста23. Все то, что пишется и писалось об этом великом братстве, единственном, где никогда — все это ложь и вымысел. В литературе и истории, эсотерических — нельзя найти ничего об этом...»24 Из письма Минцловой от 26. 11. 1908 (ГБЛ, ф. 109, к. ЗО, ед. хр. 5) ясно, что Иванов принял идею розенкрейцерства, хотя отверг его трактовку у Штей-кера. Речь шла о проекте нового журнала, который так и не был осуществлен. «Ваше имя, ваше ближайшее соучастие — я именно и хочу лишь тогда, — Течение Розы и Креста (без теософии) — В совсем чистом от всякой примеси журнале, который может возникнуть в конце февраля или начале марта 1909 года — не раньше (и не позже)»25. Именно в это же время мотив розы и креста становится одним из основополагающих символов в творчестве Иванова. В разделах «Любовь и смерть» и «Rosarium» часто встречается это сочетание26«Rosarium» (и тем самым книга «Cor Ardens») завершается словами «И Роза — колыбель креста»27.
Из дневника Иванова 1909 г. видно, что эта символика приобретает и автобиографический смысл. Она связывает Иванова с одной стороны с покойной женой, Лидией Дмитриевной, а с другой — с Верой Константиновной Шварсалон. 28 июня он пишет: «Л[идия] сказала мне: "Один твой долг — Дорофея. Она должна образовать розу в кресте нашей любви"»28. Полная интерпретация дневника выходит за рамки этой статьи. Ради краткости скажем, что «Дорофея» (этимологически «божий дар»), видимо, дочь Лидии — Вера, которую Лидия «дарит» своему мужу29. Следует отметить, что Скалдину, очевидно, было известно значение этой символики для Иванова. Его слова о панихиде Лидии («крест был убран розами. Поцеловал и крест и розы...»)30 явно перекликаются с ивановской трактовкой этой символики. Одним словом, слияние розы и креста становится частью ивановского мировоззрения. В статье о Новалисе, написанной в 1913 или 1914, Иванов говорит, что главная заслуга этого немецкого романтика — сознание, которое «заставляет верить, что хотя [бы] в отдельные, отмеченные мгновения, вспыхивает мистическая Роза на Кресте Земли»31«Переписке из двух углов», Иванов утверждает: «Под каждою розою жизни вырисовывается крест, из которого она процвела»32.
И Штейнер, и Иванов развивают свои собственные истолкования розенкрейцерства, далеко отстоящие от реально-исторического прототипа33. По мнению Штейнера, «тот, кто знает историю, т. е. внешнюю историю розенкрейцерства, как она излагается в литературе, тот знает очень мало о подлинной сути розенкрейцерской теософии. Розенкрейцерская теософия существует с XIV века независимо от своей истории»34. Иванов тоже считает такой подход к розенкрейцерству оправданным: «По основному замыслу оного духовного братства, отдельные исторические деятели, им вдохновляемые, свободно проявляют личное творчество, являясь духовными факторами, необходимыми в данную эпоху и в данных условиях»35. Оба мыслителя увлеклись розенкрейцерством, но, разумеется, каждый по-своему.
— дать общий фон, необходимый для понимания публикуемых ниже писем. Задача осложняется тем, что многие архивные материалы нам до сих пор недоступны. Когда все источники станут достижимыми, наше знание о мистических течениях в русском символизме значительно обогатится.
Переписка Иванова со Скалдиным хранится в советских архивах: письма Иванова к Скалдину — в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ), в фонде Скалдина (ф. 487, оп. 1, ед. хр. 51), а письма Скалдина к Иванову — в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина (ГБЛ), в фонде Иванова (ф. 109, к. 34, ед. хр. 37 и 38). При подготовке настоящей публикации автор имел возможность ознакомиться со всей перепиской. Отрывки из писем Скалдина используются в примечаниях к письмам Вячеслава Иванова.
Автор приносит благодарность ученым, оказавшим ему помощь на разных этапах работы над письмами: К. М. Азадовскому, А. С. Бобровой, Н. А. Богомолову, Дж. Мальмстаду, Р. Д. Тименчику, а также американским организациям АЙРЕКС и Фулбрайт, предоставившим автору возможность годичной стажировки в Советском Союзе36.
Примечания
1 М. Л. Гаспаров. Русский стих. Таллин, 1987, с. 127-128.
2 А. Д. Скалдин. СТРАНСТВИЯ И ПРИКЛЮЧЕНИЯ НИКОДИМА СТАРConnecticut, 1989. По мнению Крейда (с. 1), роман — «завершение и эпилог всей русской дореволюционной прозы» и «последний шаг прозы серебряного века».
3 Крейд (c. XVIII-XIX) говорит о романе в связи с Булгаковым. Что касается Ахматовой и Блока, то эта связь прослеживается в: Р. Д. Тименчик. К СЕМИОТИЧЕСКОЙ ИНТЕРПРЕТАЦИИ «ПОЭМЫ БЕЗ ГЕРОЯ» «Труды по знаковым системам», VI, Тарту, 1973, с. 439-440), и Н. В. Котрелев и Р. Д. Тименчик. БЛОК В НЕИЗДАННОЙ ПЕРЕПИСКЕ И ДНЕВНИКАХ СОВРЕМЕННИКОВ. — «Литературное наследство», т. 92, кн. З, М., 1982, с. 417-418. Письма Блока к Скалдину (с кратким предисловием Скалдина) были опубликованы еще при жизни Скалдина в книге ПИСЬМА АЛЕКСАНДРА БЛОКА.
4 Письмо от 2 октября 1909, начиная со слов «Конечно, пищите, уважаемый Алексей Дмитриевич...»
5 Книга появилась в Ивановском издательстве «Оры» и имела посвящение «Вячеславу Иванову, брату».
6 В письме от 22/9 января 1913 (из Рима) Иванов пишет В. Я. Брюсову: «Посылаю также (через Петербург) изданную "Орами" книжку Скалдина; надеюсь, что ты согласишься со мной, что он даровит и делен; если же так, при случае литературно ему помоги». См.: С. С. Гречишкин, Н. В. Котрелев, А. В. Лавров. ПЕРЕПИСКА В. Я. БРЮСОВА С ВЯЧЕСЛАВОМ ИВАНОВЫМ. 1903-1904. — «Литературное наследство», т. 85, М., 1976, с. 536.
7 Вячеслав Иванов. Собрание сочинений. Foyer Oriental Chretien, Брюссель, т. 2, с. 225. (Далее указывается как СС).
8 Ср. «Введение» Ольги Дешарт (СС, «Стихи, которые он в разные периоды жизни обращал к Вере, носили общее заглавие: "Ее Дочери"».
9 По словам Ольги Дешарт, книга «славит участие ушедших в жизни живых и "Нежную Тайну " рожденья». — СС, т. З, с. 697.
10 СС, т. З, с. 30.
11 СС, т. 2, с. 400.
12 «Мирных иамбах». — СС, т. З, с. 59.
13 Название приложения АЕПТА Иванов объясняет следующим образом: «Приложение озаглавлено "АЕПТА" — в подражание александрийским поэтам, которые называли так свои поэтические "мелочи"». — СС, «вовсе не скромных и не шуточных вопросов».
14 Ср. стихотворение Иванова «Мирные иамбы» (посвященное Скалдину): «Я был далече. Этих песен ты вверял / Станку печатному листы...»
15 Следуют подробные технические советы насчет бумаги, шрифта и т. д.
16 См.: Николай Бердяев. ИВАНОВСКИЕ СРЕДЫ РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XX ВЕКА. М., 1916, с. 97-100; Сергей Маковский. ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВ В РОССИИ. — «Новый журнал», Нью-Йорк, 1952, т. ХХХ, с. 137- 139; Владимир Пяст. М.,1929, с. 44-62; Федор Степун. БЫВШЕЕ И НЕСБЫВШЕЕСЯ. Нью-Йорк, 1956, т. 1, с. 290-292; Johannes von Guenther, MOSTWIND. Mttnchen, 1969, c. 124-127, 209-211; Margarita Woloschin. DIE GRONE SCHLANGE.
17 Перевод вышел лишь в 1910.
18 Письмо хранится в рукописном отделе библиотеки им. Ленина (ГБЛ, ф. 109, к. 30, ед. хр. 5).
19 ЛИК И ЛИЧИНЫ РОССИИ. — СС,
20 Так же любопытно, что в той же статье (т. З, с. 744) упоминается Штейнер (хотя в примечании и в другом контексте). Короткое замечание, где Иванов критикует его «ранние работы», является косвенным доказательством того, что Иванов именно в это время думал о Штейнере.
21 Можно назвать доклад «Кто такие розенкрейцеры?» (14. 03. 1907), цикл из четырнадцати лекций под названием «Теософия розенкрейцеров» (в Мюнхене, 22. 05. 1097-6. 06. 1907), другой цикл из четырнадцати докладов под названием «Теософия и розенкрейцерство» (в Касселе, 16. 06. -29. 06. 1907).
22 Тема розенкрейцерства у младших символистов почти не затронута исследователями. Статья Maria Carison IVANOV - BELYJ - MINCLOVA: THE MYSTICAL в кн. CULTURA EMEMORIA (Firenze, 1988), ред. Фаусто Мальковати, T. I, с. 63-79, — впервые указывает на важную роль, которую играло розенкрейцер ство в жизни и мировоззрении символистов. Примечательно, что до сих пор нет исследования о том, как основная символика драмы Блока РОЗА И КРЕСТ
23 У Штейнера (см. следующее прим.) намечаются три пути познания: первый — путь восточной йоги, второй — христианско-гностический, и третий — путь розы и креста. В разных письмах к Иванову Минцлова подробно описывает эти пути.
24 В письме Минцлова дает семь отвлеченных ступеней самопознания — от «Studium» («учение») до «Gottseligkeit» («Блаженство Бога»). Эти ступени (и вообще все содержание письма) являются пересказом основной позиции Штейнера. См. его доклады «Selbsterkenntnis: Rosenkreuzerisch-christliche Seeleniibungen» («Само познание: розенкрейцерско-христианские упражнения души»), прочитанный 2. 09. 1906 и «Der Erkenntnispfad und seine Stufen: der rosencreuzerische Geistesweg» («Стезя познания и ее ступени: розенкрейцерский путь души»), прочитанный 20. 10. 1906. Тексты обоих докладов приведены в кн.: Rudolf Steiner. AUSDEMGESAMTWERK (Stuttgart, 1980), T. I, c. 50-58, 9-25.
25 тот же день (26. 11. 1908, ночь), есть такие строки: «Еще раз повторяю — я никогда не хотела, и не хочу никогда, чтобы Вы "приняли" теософию или Д[октора] Штейнера... И я никогда не начну Журнала, о котором Вы говорите — пока я еще (хотя слабо очень) связана с Теософским Обществом».
26 Например, в канцонах (СС, т. 2, с. 398) и в стихотворениях «ROSA IN CRUСЕ», «РОЗА ВЕТРОВ», «СВЯТАЯ ЕЛИСАВЕТА», «ДЕНЬ ВОЗНЕСЕНИЯ», «ФЕОФИЛ И МАРИЯ».
27 Стихотворение ЕДЕН («Эпилог»).
28 СС,
29 В дневниках часто говорится об этом. Ср.: «Дорофея дар мой ее живое тело тебе...» (СС, т. 2, с. 777).
30 См. последнее примечание к последнему письму публикации.
31 СС, т. 4, с. 265. Ср. с. 261, где Иванов обсуждает основную символику: «Мистическая роза на кресте земли — таков был священный замысел средневековья...»
32 СС,
33 См. Gerhard Wehr. CHRISTIAN ROSENKREUZ: URBILD UND INSPIRA TION NEUZEITLICHER ESOTERIK. (Freiburg, 1980) и Frances A. Yates. SINCRUCIAN ENLIGHTENMENT. (London, 1979). Обзор розенкрейцерского движения в России дает А. В. Семека в кн. РУССКИЕ РОЗЕНКРЕЙЦЕРЫ И СОЧИНЕНИЯ ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II ПРОТИВ МАСОНСТВА
34 Из доклада «Новая форма мудрости» («Die neue Form de Weisheit»), который был прочитан 22. 05. 1907. См.: Rudolf Steiner. DIE THEOSOPHIE DES ROSEN-KREUZERS. Dornach, 1951, c. 7-8.
35
36 Research for this article was supported in part by a grant from the International Research & Exchanges Board (IREX), with funds provided by the National Endowment for the Humanities and the United States Information Agency, and in part by a Fulbright-Hays travel grant.