Котрелев Н. В.: Вячеслав Иванов в работе над переводом Эсхила

ВЯЧЕСЛАВ ИВАНОВ
В РАБОТЕ НАД ПЕРЕВОДОМ ЭСХИЛА

Первое упоминание о намерении Иванова перевести «Орестею» Эсхила мы находим в письме к нему В. Э. Мейерхольда от 25 июля 1908 г. Незадолго перед тем Мейерхольд, работавший тогда в Александрийском театре, обсуждал с Ивановым свои репертуарные планы, и поэт предложил перевести софоклова «Эдипа-царя», альтернативою этому переводу могла стать «Орестея». Оказалось, однако, что Дирекцией Императорских театров «тогда еще, когда шла «Антигона», у Мережковского куплен был и «Эдип-царь». И Дирекция, — писал Мейерхольд, — не считает возможным не ставить «приобретенного» перевода. Как досадно, что публика не услышит Ваших триметров! Теперь с большим нетерпением буду ждать «Орестею». Мне представляется, что если Вы приготовите перевод этой чудесной трилогии Эсхила к предстоящей зиме, ее можно будет поставить в январе-феврале 1909 г.»¹. Срок, предлагавшийся режиссером, был явно несоразмерен труду, да и поэт не хотел, вероятно, работать без твердой уверенности в покупке перевода у него Дирекцией Императорских театров; как бы то ни было, подмостки Александринки и Мейерхольд ивановского перевода не дождались. Реальный заказ на русского Эсхила Иванов получил от «Издательства М. и С. Сабашниковых».

К началу 1911 г. у М. В. Сабашникова созрел замысел новой серии «Вечные книги», вскоре получившей название «Памятники мировой литературы», под которым она и вошла в историю нашей культуры. Основой серии должны были стать отделы «Античные писатели» и «Народная поэзия», сообразно с классической схемой европейского культурно-исторического процесса². Работа над «Античными писателями» представлялась издателю задачей самой безотлагательной: «Теперь надо обеспечить, — записал он для себя в наброске плана серии, торопливо, без запятых, — Софокла Эсхила Еврипида Аристофана Платона Вергилия Овидия Тацита Марка Аврелия Сенеку Светония»³.

М. В. Сабашниковым руководила убежденность в воспитательной ценности для русского читателя именно греческих и римских классиков. Свою веру ему пришлось отстаивать от скепсиса даже филологов. Рассказывая о первых переговорах по серии с петербургскими светилами русской науки, Сабашников вспоминал: «Наши предложения встречены были там с величайшим сочувствием, но и с некоторым недоумением. Питерцы боялись неудачи, даже провала. Рекомендовали величайшую осторожность. Советовали выпускать небольшими, дешевыми книжками. Ссылались на провал выпущенного издательством «Просвещение» тома Еврипида. Классицизм никогда не пользовался у нас сочувствием публики теперь же борьба с ним особенно обострилась⁴. Кто же станет покупать классических писателей! Мы опоздали на несколько лет, — рассуждали питерцы. Я возражал: «Правда, мы идем как будто против течения. Но это только кажется. В России кроме специалистов филологов никто классиков в оригинале не читал и не читает. Переводов нет в продаже. Классиков просто не знают. То, что перестанут муштровать гимназистов грамматическими упражнениями по древним языкам, послужит только на пользу нашему делу. Не будет к классикам предвзятого отношения»⁵.

Когда обсуждались проекты «Памятников мировой литературы», штат переводчиков подбирался, с одной стороны, из лучших в России филологов, ученых европейской известности (Зелинский, Жебелев, Малеин, Сперанский и т. д.), с другой стороны — из лучших и образованнейших поэтов, представителей русского символизма. Сразу встал вопрос о приобретении переводов И. Анненского, позже привлекались к работе М. Кузмин, Н. Минский. Приглашены были Вячеслав Иванов, К. Бальмонт, В. Брюсов. Такую расстановку сил определило не только существо дела, но и тот факт, что главнейшим советчиком по серии с самого начала был М. О. Гершензон, который и направил М. В. Сабашникова к Ф. Ф. Зелинскому, способствовал сближению издателя с В. Ивановым.

В конце зимы 1911 г. Сабашников вел в Петербурге консультации с филологами, его воспоминания о которых мы только что привели. В беседах с Зелинским, записывал много лет спустя издатель, «сразу наметились и переводчики, и редакторы и даже готовые к изданию переводы», в частности, Эсхила было решено поручить В. Иванову. Далее Сабашников со слов Зелинского рассказывает, как «три друга, филологи-поэты — он сам <т. е. Ф. Ф. Зелинский. — Н. К.>, Вячеслав Иванов и Иннокентий Анненский — дали когда-то друг другу слово перевести трех греческих трагиков: Эсхила — В. И. Иванов, Софокла — Ф. Ф. Зелинский, а Еврипида — Иннокентий Анненский»⁶. «Клятва» друзей-филологов — кажется, преувеличение мемуариста, хотя бы потому, что Анненский начал свой переводческий труд за много лет до встречи с Ивановым (перевод еврипидовых «Вакханок» был опубликован им в 1894 г.).

По воспоминаниям Сабашникова, Зелинскому не без напряжения удалось убедить издателя в возможности делового сотрудничества с поэтом-эллинистом: «Вячеслава Иванова я знал как кунктатора, нерешительного и мнительного человека и опасался предоставить ему такую большую работу, как перевод всего Эсхила: возьмется, свяжет нас и не сделает, говорил я. Я бы предпочел отвести ему что-нибудь менее громоздкое. Но Ф. Ф. Зелинский уговорил меня остановиться на Вячеславе Иванове как на единственном в своем роде кандидате, обещая, со своей стороны, всячески побуждать его не затягивать работу»⁷. Предчувствия издателя, как мы увидим, вполне оправдались, если только эти строки не продиктованы итоговым знанием о судьбе предприятия. Как бы то ни было, в Петербурге была достигнута устная договоренность, что В. Иванов берет на себя перевод всех трагедий Эсхила.

С письмом от 6 апреля 1911 г. Иванов получил из Москвы текст договора, который — при согласии — должен был, подписав, переслать обратно для официальной регистрации. Договор был составлен от лица В. Иванова, вот его наиболее важные пункты:

«1) <...> перевод Орестеи я имею доставить Вам к первому Мая 1912 г., а перевод остальных трагедий Эсхила к первому Мая 1913 г.

2) Переводы свои я предоставляю в полную Вашу и Ваших правопреемников собственность с правом Вашим на неограниченное число изданий, и в вознаграждение за уступку эту имею получить от Вас по пятьдесят копеек с каждого переведенного стиха греческого текста. Расчет Вы произведите мне наличными деньгами, 30 коп. с переведенного стиха, по предоставлении мною Вам в рукописи готовой к печати каждой отдельной переведенной мною трагедии, и 20 коп. с переведенного стиха по отпечатании первого издания.

Необходимые примечания к тексту, в самом, однако, ограниченном размере, особо не оплачиваются, равно как и не оплачивается прозаический текст перевода трагедий, если таковой издательство признает необходимым печатать вместе со стихотворными. <...>

3) Корректуру первого издания я принимаю на себя без особого вознаграждения и произвожу ее, не задерживая печатания книги»⁸.

⁹. Иванов опять молчал. И Сабашников обратился за помощью к М. О. Гершензону, часть лета проводившему в эстляндской дачной местности Силламяги, где отдыхал и Иванов. В июне 1911 г. Гершензон писал Сабашникову: «Вяч. Иванов, проводящий лето здесь же, показывал мне текст договора, присланный ему из Вашей конторы. Договор, мне кажется, составлен неудовлетворительно. Не говоря уж о смешном заключительном пункте¹⁰, — неправильно распределение сроков. Как я вижу, Вяч. Иванов очень ленится приниматься за перевод; поэтому лучше было поставить ему сроки для каждой отдельной пьесы, а не потомно. Знай он, что обязан первую пьесу доставить в октябре, он засел бы; а так, до мая, он и не торопится начинать. Притом, совершенно очевидно, что Вам придется издавать Эсхила отдельными пьесами, не дожидаясь целого тома, — иначе ждать придется годы; и лучше бы ставить сроки пьесам, напр<имер> по 4 месяца для каждой пьесы. Сюда же относится и вопрос о плате: лучше бы по представлении рукописи целой пьесы уплачивать В. Иванову полностью гонорар, — это бы его соблазняло; а для Вас рассрочка платежа вероятно не имеет важности. Это все мои замечания, а не В. И<ванов>а. Кроме того, в договоре есть важное упущение. Сказано, что перевод покупается навсегда, но не сказано, что переводчик не имеет права в свою очередь перепечатывать его; а это две разные вещи. Теперь В. И<ванов> говорил мне, что он хочет просить о внесении в договор пункта, по которому бы он имел право печатать свой перевод Эсхила и в собрании своих сочинений, когда и если оно состоится. Но это может случиться и через год; «Шиповник» может обещать не продавать этого тома Сочинений В. Иванова отдельно, — и всетаки будет продавать отдельно, так что Ваше издание может потерпеть ущерб. В. Ив<анов> хочет об этом писать Вам; я ему говорил, что невозможно, — пусть требует себе этого права не сейчас, а по истечении нескольких лет, десяти что ли. Все это пишу Вам для того, чтобы Вы это имели в виду для других договоров. Тот же спор может со временем выйти у Вас и с Брюсовым и др<угими> при неясности договора»¹¹.

13 июня 1911 г. издатель отвечал своему постоянному сотруднику и консультанту: «Многоуважаемый Михаил Осипович, Благодарю Вас за сообщения и соображения, приведенные в письме Вашем. Воспользуюсь ими при составлении следующих договоров с будущими авторами и переводчиками. Конечно, я согласен отдельно и полностью оплачивать и особо издавать каждую трагедию Эсхила по мере поступления перевода от Вяч. Иванова. Делаю попытку побудить Вяч. Иванова засесть за перевод и одновременно с этим я пишу ему, спрашивая, не может ли он хотя бы одну трагедию перевести к октябрю, и уведомляя, что досрочно представленная трагедия может быть нами оплачена полностью по получении рукописи и выпущена в ожидании изготовления других переводов на первый раз особо отдельным выпуском с тем, чтобы затем войти в общее собрание Эсхила. Я нарочно исхожу при этом из имеющегося уже соглашения, считая его заключенным и не подлежащим пересмотру, т. к. не желаю дать повод к каким-либо в нем переменам. Письмо свое я позволил себе адресовать на Ваше имя, т. к. не знаю адреса Вяч. Иванова»¹².

В своем письме к поэту от 13 июня 1911 г. Сабашников действительно уклоняется от намерения заключить немедля соглашение и только старается поскорее подвигнуть Иванова к работе: «Многоуважаемый Вячеслав Иванович, озабочиваясь скорейшим приступом к выпуску предположенной нами серии античных писателей, обращаюсь к Вам с просьбой сообщить мне, может ли наше издательство получить от Вас к Октябрю сего года перевод хотя бы одной трагедии Эсхила уже вполне законченной и готовой к печати и, если это возможно, то какая именно трагедия будет к указанному сроку готова. Мы считали бы возможным оплатить перевод досрочно представленной трагедии полностью по получении рукописи готовой к печати и выпустить эту трагедию отдельным выпуском с тем, чтобы затем включить ее в общий том согласно условию»¹³.

Наконец, 1 августа 1911 г. Иванов решился на объяснение с издателем: «Многоуважаемый Михаил Васильевич. Не нахожу слов, чтобы выразить Вам мое смущение и сожаление, при мысли, что Вы ожидали моего ответа еще в Апреле, а до сих пор не имеете ответа и на второе Ваше письмо¹⁴. Прошу Вас убедительно не гневаться на мои несчастные особенности и великодушно простить неизвинительное опущение. Бесполезно оправдываться и ссылаться на то, что не умею так господствовать над переживаемым, чтобы не позволять ему поглощать меня, — идет ли речь о деле, мечтании или заботах, хлопотах, перемене привычной обстановки и т. д.; а всего этого было вдоволь. Психологическая же причина моего формально предосудительного безмолвия заключалась в успокоительном чувстве совершенного согласия с Вашими предложениями, предполагаемого мною и Вам достоверно известном после нашей беседы. Прибавьте беспечность в деловых сношениях и непривычку к таковым. Кроме того, хотелось оговорить одну не оговоренную, но мною подразумеваемую подробность, а это уже делало написание письма скучным, потому что как бы сложно-деловым. Разумею вот какую подробность: необходимо в условии упомянуть, что я сохраняю право перепечатки своих переводов в собрании своих сочинений. Ибо, ежели перевод будет удовлетворять меня как художественная работа (а удовлетворять он, по существу задачи, должен — или не должен существовать вовсе), то он так же органически приобретает место в моей поэзии, как напр<имер>, «Одиссея» в поэзии Жуковского. Собрания стихов без «переложений» (ведь каждый действительно поэтический перевод есть «Nachdichtung», не менее чем «Горные вершины» Лермонтова) — неполны, нецельны, не представляют облик поэта в целом¹⁵. Практически, это мое условие едва ли затронет Вашу библиотеки классиков: прежде всего потому, что собрание моих стихов вовсе не предвидится в ближайшем будущем, и формально мы установим, если Вам угодно, трехлетний срок со времени издания у Вас переводов из Эсхила, в течение которого текст их нигде не будет напечатан, как только у Вас. — Отвечая на второе письмо, должен, к прискорбию, сказать, что так скоро представить первую трагедию не в силах; но обещаю Вам приняться за нее в первую голову немедленно по окончании статьи о Гете, для «Ист<ории> лит<ературы> XIX в<ека>», которую должен непременно закончить в сентябре¹⁶. Проект договора, мне кажется, вообще потерпит изменения, и потому я не пересылаю его Вам подписанным. В отношении сроков, боюсь, что произойдет фактически некоторое замедление, но — уверяю Вас — незначительное. Крепко жму Вашу руку и прошу верить в глубокое уважение и истинную преданность душевно Вашего Вячеслава Иванова»¹⁷.

Начат ли был в 1911 г. или зимою 1912 г. перевод Эсхила всерьез — сведений нам не дано. Скорее — нет, как можно заключить из письма М. О. Гершензона, снова из Силламяг, от 27 мая 1912 г., ободрявшего издателя: «Сообщаю Вам нужные Вам сведения: Вяч. Иванов уехал заграницу на 1¹/₄ года специально для того, чтобы на свободе переводить Эсхила, так что здесь неожиданно явилась надежда»¹⁸. По всей вероятности, Гершензон знал, что из Петербурга Иванова влекли прежде всего сложные семейные обстоятельства (брак с падчерицей вызвал пересуды в обществе), но дружеское целомудрие заставляло Гершензона подчеркнуть побочный ожидавшийся эффект исхода. Об этом 20 января / 2 февраля 1913 г. писал издателю и сам поэт из Рима: «Мне было бы жаль если бы невозможность немедленно приняться за Ваши заказы поселила в Вас представление о моей безнадежной неисправности. Заграницей я живу в других условиях работы. Это сказывается, между прочим, в том, что Эсхилов «Агамемнон» у меня хороша продвигается вперед и, если бы Вы потребовали часть перевода, я вскоре мог бы выслать Вам около тысячи стихов из трагедии, заключающей в себе всего — менее 1700 стихов. Из чего следует, что перевод трагедии меньше чем через два месяца должен быть закончен. Это обстоятельство, быть может, послужит в Ваших глазах некоторым оправданием нижеследующей просьбы. Лишенный заграницей известных постоянных доходов, которыми я располагал в России, я весьма нуждаюсь в деньгах, и был бы существенно обеспечен, если бы мог рассчитывать на аванс, периодически распределенный на месячные присылки по 200—250 рублей. В случае Вашего согласия я рассматривал бы эти авансные платежи как свое обязательство к работе, связанной сроками. Причем после «Агамемнона» (немедленная оплата которого со стороны издательства, по представлении текста всего перевода, должна была бы принести мне уже через два месяца более 800 рублей) — я начал бы немедленно вторую часть «Орестеи», прежде чем «Агамемнон» был бы оплачен сполна. Решаюсь изложить Вам прямо это мое желание, не думая, что предложенный мной порядок, для меня наиболее удобный, мог бы составить неудобство для издательства, если последнее имеет ко мне известное доверие, — причем прекращение платежей было бы в любое время в его распоряжении как оружие против мешкотности сотрудника. В заключение подтверждаю, что право повторного издания оплаченных переводов остается за Вашим издательством; я же сохраняю — для себя и наследников — право перепечатки моих переводов в собраниях моих сочинений. Фактически последняя оговорка касается той неопределенной будущности, которую называет «греческими календами»; по крайней мере, боюсь, что это так. Прибавлю, что меня соблазняет и манит мысль — остаться заграницей не до осени только, как это было предположено, а и дольше...¹⁹. Здесь я лучше нахожу самого себя, и моя работа лучше спорится. Для осуществления этого, пока еще облачного, проекта нужно будет пожертвовать лекциями, которые я читаю в Петербурге²⁰. Меня это пугает только перспективою уменьшенного актива в моем скромном бюджете. Работа в Вашем предприятии могла бы помочь мне устроить мою литературную деятельность, как мне представляется это желательным, — существенно упорядочить ее. В Петербурге я почти не могу быть фактически — писателем»²¹.

Милый, довольно двух слов от тебя, чтоб опять содрогнулся
Окрест тончайший эфир жизнию дремлющих струн.
Дремлют... Давно не будила нечаянной песнию Муза
Лиры, которую ты — вижу — любить не отвык.
Иначе сходит ко мне, в полунощную келью, богиня:
Строг и священственно-чужд взор удаленный ее.
«Слушай!» — прошепчут уста благовещие, вдруг умолкая,
Легкие персты едва тронув кифару, замрут.
«Слушай...» И с веяньем тайным звучит издалече глубокий
Мелос: вначале немой, темной музы́кой могил;
Ближе потом, и ясней, как над шелестом рощи священной
Реянье внятное сил, или в пещере волна
Многоязычных ключей, говорящих с незримой Сивиллой,
Иль Касталийский поток, замкнутый в мраморный плен
Маски трагической, — бьющий из уст, исступленно — разверстых —
Ночь Диониса вещать и Дионисову скорбь.
Муза внимать мне велит — и сама заглушенным созвучьем,
Тихим напевом сама вторит звучащим теням...
Так мной владеет Эсхила стоустого вызванный демон;
́дит он пленный язык
Смолкнувшим древним глаголам, — и в ужасе сладостном сердце
С сердцем пророческим в лад, тесное, биться должно...²²

Этот отрывок ценен как поэтика Иванова — переводчика, но в анализ ее мы сейчас углубляться не будем.

Вполне вероятно, что к моменту обращения поэта за материальной поддержкой к издателю «Агамемнон» был бы закончен вполне, если бы Иванова не отвлек другой издательский заказ. При самом начале работы М. В. Сабашникова над «Памятниками мировой литературы» молодой филолог В. О. Нилендер предложил ему составить антологию греческой лирики в русских переводах. Первоначально Нилендер намеревался единовременно исполнить два задания: с одной стороны, собрать все прежние русские переложения из греческих лириков, с другой — заказав новые переводы, доставить русскому читателю полный корпус лирического наследия греков. Постепенно доля, отводимая современникам, расширялась — прежде всего за счет Вяч. Иванова, первые, присланные осенью 1912 г., опыты которого увлекли и составителя, и издателя. Иванову тотчас были заказаны дополнительные переводы. В результате Сабашников в 1914 г. выпустил книгу «Алкей и Сафо» в переводе Иванова (второе, расширенное издание вышло в 1915 г., но помечено все тем же 1914 г., так как титульный лист не перебирался)²³.

В начале 1913 г. широкое участие Иванова в предпринятой издательством серии представлялось более чем желательным. М. В. Сабашников всегда считал одной из главных целей своей деятельности создание максимально благоприятных условий для русских ученых и литераторов. Оттого он пошел Иванову навстречу. Однако работа Иванова для «Издательства М. и С. Сабашниковых» становилась настолько регулярной, а обязательства его, литературные и денежные, — настолько серьезными, что заключение формального соглашения было неизбежностью. В письме к поэту от 10 марта 1913 г. издатель представил новый проект договора и писал: «Мне думается, что в прилагаемом тексте договора удалось скомбинировать все условия и выразить все, что было бы для Вас желательно»²⁴.

Договор был совершен (правда, экземпляр, хранившийся в издательстве, не оплачен гербовым сбором) 21 апреля / 4 мая 1913 г., когда М. В. Сабашников сам побывал в Риме и встретился там с Ивановым. Соглашение это весьма важно для восстановления истории взаимоотношений Иванова с издательством:

«Издательству М. В. Сабашникова
под фирмой «Книгоиздательство М. и С. Сабашниковых»
в Москве

Милостивые государи

Сим подтверждаю состоявшееся между нами соглашение:

1) Я принял на себя перевести для Вашего издательства на русский язык стихами размером подлинника с греческого языка все трагедии Эсхила и некоторые стихотворения Саффо (указанные в полученном мною от Вас списке, присланном при письме от 5 пр<ошедшего> м<есяца> и с Итальянского языка «Новую Жизнь Данта»²⁵.

2) Означенные переводы я имею произвести в течение двух лет, производя переводы в очереди по моему усмотрению, но с тем, чтобы стихи Саффо были доставлены Вам не позже 10 апреля сего года (ибо сборник, в коем они будут помещены, уже печатается) и чтобы каждую треть года, т. е. к 15 июля, 15 ноября 1913 года, 15 марта, 15 июля, 15 ноября 1914 года Вам было доставлено не менее как по одному целому вполне законченному переводом произведению, а к 15 марта 1915 года были представлены все названные переводы. —

3) За каждый переведенный стих подлинника я получаю по пятьдесят копеек, по представлению Вам готового к печати перевода целого произведения. —

уплате гонорара при предъявлении перевода; несоблюдение мною сроков, указанных в пункте 2 лишает меня права на дальнейшее получение авансов. —

5) Переводы приобретаются Вами в исключительную Вашу собственность с правом Вашим выпуска их в неограниченном количестве экземпляров и изданий. В случае выпуска полных собраний моих сочинений, я имею право поместить в нем свои переводы Саффо и Данта, а переводы Эсхила только в том случае, если Вы по выходе в свет всех моих прочих сочинений полным собранием и по предъявлении их Вам мною с письменным предложением пополнить собрание выпуском моих переводов Эсхила в том же формате и в том же внешнем виде, в каком издано будет полное собрание, откажетесь от этого или в течение четырех месяцев от предъявления Вам мною предложения не выпустите Эсхила в виде особых томов полного собрания моих сочинений.

Вячеслав Иванов

Рим, 21 апреля / 4 мая 1913.

Получил авансом 600 (шестьсот) итал<ьянских> лир.

<еля> / 5 мая

Вяч. Иванов ²⁶.

Кажется, в этом договоре заслуживает внимания компромисс, достигнутый в вопросе о включении переводов в замышлявшееся собрание сочинений Иванова: Сафо и «Новая жизнь» как произведения, вероятно, небольшие (с издательской точки зрения), Сабашников был готов в какой-то момент «возвратить» переводчику; а монументальный Эсхил, даже приобретая внешность томов из собрания сочинений поэта, всецело должен был остаться в собственности издателя.

В письме своем к издателю от 17 августа 1913 г. Вячеслав Иванов, ведя гонорарные расчеты, напоминал, что «приблизительная эпоха представления в издательство «Агамемнона» — 1 июня 1913 г.²⁷. Еще в письме от 2 июня издательский счетовод уведомлял поэта о переводе ему по распоряжению Сабашникова «в счет гонорара книги Агамемнона» 500 рублей²⁸«Многоуважаемый Вячеслав Иванович, я получил рукопись Вашего Агамемнона и не могу этому нарадоваться. Наконец Эсхил стал поступать в рукописях, и я уже начинаю мечтать, когда эти рукописи можно будет сдавать в печать. Позвольте поздравить Вас с началом и пожелать скорого и безостановочного продолжения дела, столь блестяще начатого. Поистине будет обидно, если Агамемнону придется лежать; но это было бы слишком обидно, и мне верится, что читатели уже очень скоро будут наслаждаться всей Орестеей. Это будет целое событие»²⁹.

В ответ на эти похвалы и побуждения к скорейшему завершению работы Иванов писал. «... треть «Хоэфор» готова и теперь на них приналягу... А что только треть, не будем оба печалиться, потому что работа над каждой отдельною вещью идет потом accelerando. Одним словом, я обещаю Вам, как издателю и притом — что так благотворно и поощрительно действует на нас, поэтов, — читателю и ценителю, ревностное послушание в религиозном служении святому Эсхилу. Дело идет, именно, вот как... Но, прежде всего, сердечная Вам благодарность за письмо по получении «Агамемнона»: мне стыдно только, что я не сумел ответить на него немедленно. Оно меня глубоко тронуло. Дай Бог Вашими устами мед пить. Сам я еще ни в чем не уверен. Если бы работа была удачна, в самом деле, и притом (в данном случае это необходимо) в лучшем смысле доступна для широких кругов, я был бы внутренне счастлив; в противном случае — несчастлив. Эсхил — мечтаю я — должен быть общенародным достоянием; он будет истинно греческим по духу, если он будет и истинно русским (не интеллигентским, не западническим — т. е. разглядываемым через призму западной интерпретации, но уже, понятно, и не «стасовским»). Есть сфера общности между эллинской и национальной живой стариной, которую мне хочется открыть и воплотить в этих переводах. Еще раз спасибо за привет! После «Агамемнона» я тотчас взялся за «Плакальщиц» (можно ли так передать «Хоэфоры»?). Но потом прервал круто все, и весь июль в Риме ревностно и плодотворно работал над своим «Дионисом», который составляет большое сочинение (книгу страниц в 600 по крайней мере); оно должно выйти этой зимой («Эллинская религия страдающего бога»). И по сей день вводил новые добычи в состав этого исследования, ныне совершенно законченного³⁰. Теперь же обращаюсь к «Хоэфорам». Если Вы решили издать всю «Орестею» зараз, рассчитываю, что во второй половине начинающегося сезона она может выйти в свет»³¹.

В Государственной публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина хранится школьная тетрадь итальянского производства, куда занесены стихи из перевода «Хоэфор» — карандашом (л. 2—3, далее местами) и чернилами; обычно карандашом поэт набрасывал первые варианты своих произведений³²«Плакальщицами» (как трагедия уже обозначена в этом автографе) в Риме, что и видно из письма, а когда она писалась, тетрадь, действительно, снова лежал на столе поэта. Дело в том, что письмо отправлено из имения В. Бородаевского, инженера и поэта, друга Вяч. Иванова, где тот провел первое время по возвращении из Италии, пока к приему семьи готовилась новая московская квартира. На обороте л. 15 мы находим беловой автограф стихотворения «Я для раздолий черноземных...» Оно рассказывает о возвращении на Родину и было напечатано под заглавием «Письмо из черноземной деревни»³³. Под стихотворением в автографе дата: На 25 авг<уста> 1913 г., т. е. оно написано через неделю после цитированного выше письма Сабашникову³⁴.

Поскольку мы анализируем историю издательского замысла, то ограничимся простым подчеркиванием слов, в которых сказалась ивановская мечта об «общенародном» Эсхиле, «истинно греческом по духу» и «истинно русском». Иванов не раз писал об исконном родстве русских духовных корней — древнему эллинству. Эта тема требует специального рассмотрения. Сейчас же приведем только параллель, показывающую, насколько работа над Эсхилом тесно связана была у Иванова с осмыслением собственного творчества. Последние стихотворения («Лепты», «Мелочи») в его книге «Нежная тайна», увидевшей свет в 1912 г., обращены к друзьям — «humaniorum studiorum cultoribus» — и написаны по-гречески и по-латински. В предуведомлении к книге Вячеслав Иванов объясняется: «Да не усмотрят школьного педантизма в том, что последние из этих лепт выбиты древним чеканом. Пристрастие любителя оправдывается его верою в будущность нашего гуманизма. Автор думает, что античное предание насущно нужно России и Славянству, — ибо стихийно им родственно»³⁵.

С лета 1913 г. сведений о переводе Эсхила в переписке поэта с издателем и его сотрудниками не встречается. По всей вероятности, «Плакальщицы» были оставлены в том виде, в каком мы их находим в упомянутой итальянской тетрадке. С осени 1913 г. и до осени 1914 г. поэт, как всегда отвлекаясь, готовил для Сабашникова книгу переводов из Алкея и Сафо, перевел небольшую антологию сонетов Петрарки³⁶. Все это время поэт получал ежемесячно аванс от издателя, и как ни свята была для М. С. Сабашникова его забота и поддержка русским литераторам и ученым, он вынужден был в ноябре 1914 г. отказаться от дальнейшего авансирования Иванова. Издатель писал переводчику «…долг за Вами не только не уменьшился, но к 6 ноября возрос до 1711 руб. 75 коп., а с присылаемыми сегодня 200 он достигнет 1911 руб. 75 коп. Простите, что пользуюсь случаем, чтобы вернуться к своей — Эсхилу в Вашем переводе. Поверьте, что не одни финансовые соображения побуждают меня упомянуть здесь о том, с каким нетерпением я жду получения от Вас этого перевода. Вместе со мной и наша читающая публика ждет не дождется этого обещанного ей подарка»³⁷.

К сожалению, нам не удалось уточнить, когда «Плакальщицы» и «Эвмениды» были доставлены в издательство переводчиком. О. А. Шор (O. Deschartes), знавшая биографию поэта и писавшая с его собственных слов, сообщала: «Осенью 1916 г. Ивановы в Москву не вернулись, всю зиму они провели в Сочи — Иванов там работал над переводом Эсхила («Эвмениды», «Хоэфоры», «Персы» и «Семеро против Фив» были закончены в Сочи, тогда как «Агамемнона» он перевел еще в Риме»³⁸. В этой же работе О. А. Шор говорит, будто Эсхил тогда был переложен «почти весь»³⁹. Тут — несомненное преувеличение, оно встречается в литературе неоднократно и даже доведено до утверждения о полном ивановском переводе Эсхила⁴⁰ о том, что было переведено еще.

Нельзя без оговорок принять и срок, названный О. А. Шор, — зима 1916—1917 гг. В конце своего «Автобиографического письма» к С. А. Венгерову, датированного «Сочи, январь — февраль 1917 г.», Иванов говорил: «В настоящее время я занят преимущественно переводами трагедий Эсхила и «Новой Жизни» Данта»⁴¹. По всей видимости, Иванов летом, либо ранней осенью 1917 г. передал Сабашникову полную «Орестею» (и, может быть, фрагменты перевода других трагедий, зарегистрированные в издательской картотеке рукописей, о чем ниже). Когда во время октябрьских боев 1917 г. издательство Сабашниковых сгорело, большую часть рукописей М. В. Сабашникову, однако, удалось спасти⁴². 2 ноября 1917 г. Иванов писал М. Я. Лукину, главному помощнику М. В. Сабашникова: «Очень обрадован возобновлением работ издательства. С огромною горестью слышал о пожаре. Горесть эта была не о моих рукописях, которые, к счастью, как меня уверили, — спасены, но об издательстве, в котором я привык видеть одно из самых светлых явлений нашей омраченной и почти гибнущей культурной жизни»⁴³.

Не смиряясь с гибелью значительной части издательского имущества, М. В. Сабашников продолжал свою деятельность. Именно тогда была сделана попытка издать ивановского Эсхила. 10 сентября 1918 г. Сабашников писал поэту: «Вы знаете, что типография Кушнерева, в которой печаталось большинство наших изданий, <...> намечена к реквизиции под Экспедицию изготовления Государственных бумаг. <...> Инцидент с типографией Кушнерева радикально меняет все наши планы и, пожалуй, может все дело расстроить. Я, однако, не хочу сдаваться и стараюсь наладить новый порядок и перенести печатание в другие типографии. Поэтому обращаюсь к Вам с просьбой <...> сообщить, могу ли Вашего Эсхила печатать в другом городе без Это теперь является почти неизбежным условием, при котором можно продолжать выпуск новых книг — тексты должны быть вполне закончены в рукописи и корректура должна сводиться лишь к наблюдению за точным воспроизведением текста»⁴⁴. По всей вероятности, работа над Эсхилом по «бескорректурному методу» оказалась для Иванова неприемлемой: не случайно восемь лет спустя он напоминал Сабашникову, что передал издательству «вторично и окончательно» текст «Орестеи» «в редакции, которую <…> признал наконец годною к печати» только осенью 1920 г. (полный текст письма приводим ниже). В сохранившихся документах, отражающих работу издательства «М. и С. Сабашниковых» в 1918—1921 гг., Эсхил не упоминается ни разу (и постоянно называются другие книги Иванова — «Эпос Гомера», третье издание «Алкея и Сафо», «Изборник», ни одна из которых, однако, не увидела света)⁴⁵.

До нас дошла инвентарная картотека рукописей «Издательства М. и С. Сабашниковых». В ней сохранилось несколько карточек с регистрацией ивановского перевода, сведения которых дают дополнительные штрихи к его судьбе.

На первой из них зарегистрирован только «Агамемнон» как рукопись объемом в 99 страниц, без даты поступления и каких-либо других указаний, кроме одного, что она принадлежит издательству⁴⁶«Орестея», при этом каждая трагедия имела следующие количественные характеристики: «I. Агамемнон» — [21 стр<аница>] 1—59 стр<аница>. II. Плакальщицы — [51 стр<аница>] 1—47 стр<аница>. III. Евмениды — [50 стр<аниц>] 1—46 стр<аница>». На обороте этой карточки важнейшие записи: «Отправлено В. И. Иванову для просмотра. // Возвращено <вновь?> редакц<ии> август 1924 г.»⁴⁷. Еще одна карточка дает тот же основной текст, но первоначальные количественные характеристики рукописей в ней не зачеркнуты; при этом число страниц в «Агамемноне» указано от руки чернилами: «99 стр<аниц>»⁴⁸. Той же рукой сделана и более важная приписка: «Персы — 46 стр<аниц>», показывающая, что и эта трагедия находилась в распоряжении издательства. На этой карточке также имеются записи об отправке рукописи Иванову и о ее возвращении в редакцию. Манускрипт «Персов» имел и собственную регистрационную карточку, на которой объем рукописи указан тот же — 46 стр.⁴⁹. Наконец, последняя карточка, при которой хранился, как видно из особой пометы, договор от 21 апреля / 4 мая 1913 г., имеет в сооответствующей графе запись, к сожалению недатированную: «Рукопись представлена»⁵⁰.

По этим регистрационным документам мы видим, что ни «Семеро против Фив», ни «Просительницы» никогда не представлялись издателю, поскольку не были закончены переводом. Указания на объемы рукописей пригодятся будущему текстологу для идентификации сохранившихся экземпляров. Наиболее интересным представляется свидетельство картотеки о том, что летом 1924 г., когда Иванов приезжал из Баку в Москву перед отъездом за границу, он просматривал текст перевода: вероятно, и тогда издатель еще не оставлял помыслов о выпуске Эсхила в «Памятниках мировой литературы». Можно предположить, что к этому времени следует отнести, недатированную расписку: «Получил от Издательства М. и С. Сабашниковых для пересмотра рукописи своего пер<евода> — Эсхил — «Орестея» — трилогия. I. Агамемнон — 21 стр<аница>. II. Плакальщицы — 51 стр<аница>. III. Евмениды — 50 стр<аниц>. Агамемнон 99 стр<аниц>. Персы — 46 стр<аниц>»⁵¹.

— например Е. В. Аничков вспоминал: «Воочию так ярко обнаружилась эта необъятность, охватывающая всю поэзию, поэзию всех времен символизма, когда однажды в редакции «Аполлона» Вячеслав Иванов читал свой проникновенный перевод эсхиловского «Агамемнона»»⁵². Еще в январе 1913 г. С. Л. Франк от имени редакции предлагал Иванову печатать Эсхила в журнале «Русская Мысль»⁵³.

Несомненно, заметный отклик должно было иметь чтение 16 мая 1920 г. в заседании Общества Любителей Российской Словесности, на котором общество прощалось с К. Д. Бальмонтом и Вяч. Ивановым, уезжавшими за границу (поездка Иванова, однако, не состоялась). Иванов читал три сцены из «Агамемнона»⁵⁴. В связи с этим вечером мы должны затронуть еще один аспект «эсхиловской» темы в биографии Вяч. Иванова. Поскольку документов в нашем распоряжении немного, мы позволим себе забежать далеко вперед, чтобы осветить весь пласт источников. Незадолго перед заседанием Иванов подал следующее обращение:

«В Общество Любителей Российской Словесности

«Божественной комедии», — прошу Общество Любителей Российской Словесности не отказать мне в командировке от своего имени на Запад, что существенно облегчило бы мне доступ в книгохранилище и ученые круги заграницей, ныне весьма затруднительный для русских граждан.

Вячеслав Иванов

д<ействительный> член Общ<ества> Л<юбителей>

Р<оссийской> Сл<овесности>»

12 мая 1920⁵⁵

— больше, чем чисто формальный повод к тому, чтобы выправить полезную бумагу. Мы уже видели (см. примеч. 15), что поэт намеревался подготовить особый том статей, сопроводительных к переводу. 24 октября 1924 г., когда Ивановы едва осмотрелись в Риме, но еще не обжились, дочь поэта Лидия писала на родину приятельнице: «... Вячеслав ходит в Национальную библиотеку и работает, намереваясь приступить к специальной монографии об Эсхиле»⁵⁶. Судя по всему, какого бы то ни было оформления этот замысел так и не получил, но говорил о нем Иванов со многими. В частности, М. Горький, когда взялся хлопотать о назначении поэту пенсии и о заказах на литературную работу из Москвы, писал П. С. Когану: «... у него есть большая работа об Эсхиле, — Академия не могла бы издать?»⁵⁷. М. Горький принял или выдавал проект, пусть и долго вынашивавшийся, за свершение (если только не спутал перевод с монографией — ср. ниже отрывок из письма к нему от Вяч. Иванова)... Вернемся, однако, к истории публикации переводов.

17 октября 1918 г. Ф. Ф. Зелинский обратился к Иванову: «... Я печатаю теперь в «Огнях» новую книжку — «древнегреческую литературу эпохи независимости». Тема не блещет новизною, но ново ее исполнение: к книжке листов в 12 будет приложена такого же объема книжка-близнец «образцов». Т. е., другими словами, хрестоматия греческой поэзии и прозы от Гомера до эпохи Александра Вел<икого>. Зная нашу переводную литературу (т. е. что она в лучшем случае грамотно передает содержание, стиля), Вы не удивитесь, если я Вам скажу, что я лишь в очень редких случаях мог воспользоваться для этой хрестоматии уже имеющимися у нас переводами. И, зная себя и наши общие с Вами идеалы, Вы тоже не удивитесь, что к этим редким случаям я причисляю все переведенное и переводимое, и имеющее быть переведенным Вами». Зелинский просил у Иванова сцену исступления Кассандры из «Агамемнона», «вяжущий гимн» из «Эвменид» и парод «Персов», оговаривая, что первый отрывок он «имел уже удовольствие слушать», второй, без сомнения, тоже уже готов, в наличии же перевода третьего отрывка филолог не был уверен. «Во всяком случае, — завершал он свою просьбу, — мне очень хотелось бы украсить мою хрестоматию Вашим и только Вашим Эсхилом»⁵⁸«Дорогой Вячеслав Иванович. Пишу Вам второе письмо — первое отослал 25 окт<ября> и в нем просьбу, gross und schwer, относительно Ваших переводов из лириков и Эсхила. Ответа все еще не получил — роптать не смею, зная, во-первых, и сам грешен бываю, а во-вторых, муза своих избранников многим одарила, но не аккуратностью в переписке. Но дни нашей жизни текут, моя хрестоматия растет: Ваши переводы из лириков я уже включил, принимая Ваше молчание за знак согласия, он вот новая веха — Эсхил. Вы ответите мне: оставьте пока пробел, над ним не каплет — все равно не завтра печатать. Нельзя-с. Покаюсь Вам: я читаю на В<ысших> Женск<их> Курсах греческую литературу эпохи независимости, и иллюстрирую ее своими образцами. Недели на три лириков хватит, а там хошь не хошь, а Эсхила не миновать, что я стану делать. Пожалуйста, во имя Аполлона и всех девяти, выручайте. Если нового не перевели и перевести не можете, хоть то пришлите, что у Вас есть — сцену с Кассандрой из «Агамемнона» и δμνος гр. δέσμιος. Не теряя ни дня, закажите копию этих отрывков и пришлите ее мне — не могу же я своих слушательниц оставить без Эсхила... без вашего Эсхила, ибо другого, когда есть Ваш, читать невозможно. Уверен, что Вы уважите мое de profundis и не заставите меня томиться»⁵⁹.

Иванов предоставил Зелинскому все, о чем тот его просил, но хрестоматия увидела свет только в 1920 г.⁶⁰.

Последняя попытка публикации была предпринята Ивановым в 1926 г., когда он уже жил в Риме. 9 августа 1926 г. поэт писал своему московскому издателю:

«Дорогой Михаил Васильевич, в Госиздате имеет выйти перевод Эсхиловой «Орестеи», — не мой. Мой, как Вы, его спасавший из огня вместе с другими моими рукописями, слишком хорошо знаете, — сделан давным давно. Вы знаете также особенное значение, которое я придаю ему и другим моим переводам Эсхиловых трагедий; знаете, с каким (быть может, преувеличенным, ибо чрезмерно задерживающим Вас, как издателя) тщанием я относился к этому труду. Как бы то ни было, осенью 1920 г. Вы получили, вторично и окончательно, мою «Орестею» в редакции, которую я признал наконец годною к печати. Вы надеялись напечатать ее вскоре; покойному Михаилу Осиповичу поручил я последнюю корректуру. «Орестея» все же не вышла в свет — и уже, конечно, не по Вашей вине. Я продолжал бы ждать (отклоняя, как делал не однажды, сторонние издательские предложения), если бы не видал, как вижу ныне, что меня обгоняют. Это уже отнимает у меня приоритет, которым, в данном случае, я пренебрегать не могу. Я должен спасти его. Что моя «Орестея» существует, известно всему образованному обществу в России. Об этом писали, перевод мой не раз публично читался, в античной хрестоматии Ф. Ф. Зелинского сообщены из него (с тяжелыми опечатками! NB) значительные отрывки. Необходимо, чтобы он был обнародован раньше перевода, взятого Госиздатом⁶¹. Принадлежит мой Эсхил Вам: Вас я рассматриваю как собственника переведенных мною трагедию Эсхила — не только Орестеи, но и тех, которых в настоящее время у Вас в портфеле нет. Без Вашего согласия я ничего не позволю себе предпринять.

«Орестею», или, если Вы не можете напечатать ее безотлагательно, передайте хранящийся у Вас текст подательнице сего, Ольге Александровне Шор, которая от Вашего и моего имени предоставит его издательству Академии Худож<ественных> Наук, имеющий возможность напечатать его немедленно. Никаких денежных притязаний я не предъявлю ни Вам, ни Академии Х<удожественных> Н<аук>, которая берется лишь напечатать немедленно на свой счет мою «Орестею». Я заинтересован исключительно в сохранении моего литературного приоритета. В предисловии издания Академии должно быть упомянуто, что перевод сделан по Вашему заказу и Вами сполна оплачен, уступлен же ныне Вами Академии лишь по невозможности его обнародования в настоящее время. Итак, решайте вопрос, как найдете для себя возможным, но сохраняя перевод за собой, не откажите немедленно начать его печатание: вот о чем я убедительно Вас прошу именем нашей старинной дружеской связи. Глубоко уважающий Вас и неизменно Вам преданный

Вячеслав Иванов.

P. S. Авторскую корректуру поручаю Ольге Александр<овне> Шор»⁶².

Что имел в виду Иванов, когда говорил о готовящемся к выпуску в Госиздате переводе «Орестеи» — неясно; возможно, до него дошел превратно слух о подготовке «Прикованного Прометея» в переводе С. М. Соловьева и В. О. Нилендера, действительно выпущенного «Госиздатом» в 1927 г. (ср., однако нижеприводимое упоминание о чтении С. М. Соловьевым в ГАХН’е перевода «Орестеи» в 1926 г.). Как бы то ни было, на процитированном сейчас письме поэта появилась помета: «Рукопись передана О. А. Шор. Ответ в папке договоров». Теперь в «папке договоров» ответа нет; однако машинописный отпуск ответа, без подписи и датированный от руки 27 августа 1926 г., сохранился в архиве издательства: «В. И. Иванову // в Риме. // Многоуважаемый Вячеслав Иванович. // Исполняя Ваше желание, выраженное в письме Вашем от 9-го с. м., Издательство передало Ольге Александровне Шор рукопись Ваших переводов из Эсхила (трагедии Агамемнон, Плакальщицы и Евмениды). О. А. Шор передаст их Академии Художествен<ных> Наук, которой вы предоставляете выпустить их в свет в одном издании, на что мы настоящим выражаем свое согласие. В свою очередь не откажите подтвердить, что Вы сохраняете за нашим Издательством право выпуска означенных переводов. // Примите уверения в глубоком к Вам уважении»⁶³.

В архиве издательства сохранилась и расписка: «27 Августа 1926 г. Получила от Издательства М. и С. Сабашниковых рукопись переводов трагедий Эсхила — Агамемнон, Плакальщицы, Эвмениды, исп<олненных> Вячеславом Ивановым. // По поручению В. И. Иванова О. Шор»⁶⁴.

к Вяч. Иванову — редкий документ, позволяющий почувствовать душевный строй издателя в 20-е годы:

«Москва 27 августа 1926 года

Дорогой Вячеслав Иванович!

Сегодня передаю рукопись Орестеи Ольге Александровне Шор для представления в Академию Х<удожественных> Н<аук>. Как это ни горько, но нужно так сделать. Надо считаться с действительностью и смотреть прямо на вещи. Нашему издательству не под силу выпустить сейчас Орестею, «сразу», как Вы пишете; а между тем для сохранения Вашего приоритета это крайне важно. На древних классиков у нас конечно имеются и сейчас читатели, но круг их весьма ограничен, и они при том не располагают средствами на покупку книг. Между тем наше издательство, работая на заемные деньги, не может выпускать книги, которые расходятся медленно. Конечно Ваш перевод, можно сказать классический, постепенно разойдется, послужит к украшению каталога того издательства, которое будет иметь и счастье, и честь его выпустить. Но нам, как Вы видите, это сейчас не доступно. Пишу все это, чтобы Вы знали, почему мы не беремся сейчас сделать то, о чем так давно мечтали...

Ваше намерение упомянуть в предисловии о нашем издательстве меня очень тронуло. Это мне и другим участникам издательства тем более дорого, что продолжение «Памятников Мировой Литературы», хотя бы со временем, остается нашей мечтой. Тогда, конечно, Ваша Орестея, равно как и другие Ваши переводы, займут свое место в этом собрании. Ведь я понимаю Ваше письмо так, что Вы сохраняете за нами право издать Орестею, конечно со временем, т. к. Академия Х<удожественных> Н<аук> от этого не пострадает. Неправда ли? Подтверждение Вами этого обстоятельства было бы мне тем более дорого, что я хотел бы, чтобы Издательство пережило меня, как оно уже пережило других своих основателей.

очень немного. Нет также примечаний и вступительных статей.

Ваше письмо имеет пометку Roma Quattro Fontane⁶⁵.

Когда-то и когда ли...? Нет, не доведется попасть в эти прекрасные места, нечего и думать... А Вы, может быть, в Риме тоскуете по родным переулкам и хотели бы встречи с друзьями не у «Четырех фонтанов» и где-нибудь на «Собачьей Площадке»? Уж так устроен человек — и вдали от отчизны нехорошо, и прикованность к ней не удовлетворяет. Желаю Вам всего лучшего, скорого выхода Орестеи, обязательно ранее Госиздат’а (на это у Вас все данные). Будьте здоровы. Преданный и любящий Вас.

М. Сабашников.»

Мы видели, что оригиналы ивановского перевода были возвращены автору через три дня после того, как наличие их в издательском портфеле было последний раз зафиксировано в регистрационной карточке. Несомненно, не одно сознание крайней ограниченности собственных издательских возможностей руководило М. В. Сабашниковым (так и не сумевшим возобновить с должным размахом выпуск «Памятников мировой литературы»). Издателем двигали душевная щедрость и безграничное уважение к духовному и интеллектуальному труду. Рукописи Эсхила к Сабашникову, по всей видимости, не вернулись — в издательстве до начала 30-х годов регулярно проходили инвентаризации, но на эсхиловских карточках соответствующих помет нет⁶⁶.

план работы был включен доклад А. Г. Челпанова «Орестея в переводе В. Иванова»⁶⁷. К сожалению, никаких указаний, состоялось ли это чтение, найти не удалось⁶⁸.

Поскольку речь зашла о гахновских протоколах, приведем выписки из них, показывающие, что в это время метрические и стилистические опыты ивановского перевода воспринимались как новация, оставались дискуссионными. Вот фрагменты тезисов к докладу С. М. Соловьева «О переводе трагедий Сенеки»: «Общие принципы художественного перевода древних. Преимущество старых переводов (Гнедича и Жуковского) перед новыми (Зелинского и В. Иванова). Полная точность невозможна в поэтическом переводе. Иногда необходимо жертвовать точностью смысла требованиям благозвучия русской речи. Славянизмы и архаизмы законны при передаче на русский яз<ык> поэзии греков и римлян, но здесь важно сохранить чувство меры, что иногда забывают Зелинский и В. Иванов. При переводе собственных имен следует сохранять те формы, которые приобрели право гражданства в русской поэзии, а не восстанавливать формы грамматики, как делает В. Брюсов»⁶⁹. В той же Комиссии художественного перевода 12 мая был заслушан доклад С. И. Радцига «О переводе произведений античной литературы так наз<ываемым> размером подлинника». Сколько можно судить по цитатам в протоколе, тут материал для обсуждения дали в основном ивановские переводы из лириков, но, при единстве переводческих установок поэта, дискуссия должна была иметь в виду и переложения эсхиловские. С. И. Радциг, как известно, последовательно не принимал ивановского эквиметризма, но его оппоненты И. К. Линдеман и А. И. Ромм этот принцип защищали⁷⁰.

«Предисловием переводчика», вместе с которым прислал в Москву и указания, как бы ему хотелось увидеть оформленным издание.

Никаких сведений о том, как складывалась судьба книги в ГАХН’е, найти не удалось. Иванов, разумеется, знал о безуспешности попытки. Материальные условия, в которых его семья оказалась в Италии, были достаточно плохи, и М. Горький попытался помочь поэту⁷¹. Выражая Горькому «глубочайшую благодарность за оказанную поддержку», Иванов в письме перебирал возможные формы своего литературного сотрудничества с советскими издательствами; в частности, он сообщал: «Праздно валяется в Академии Худож<ественных> Наук и мой перевод Эсхила, очень важный — говорю объективно — для нашей культуры и Академией, в спешном порядке (!), полученный от Изд<ательс>тва Сабашниковых»⁷². Иванов не знал, что дни ГАХН’а были уже сочтены. Уже когда и академия сама была давно ликвидирована (одновременно, собственно, с «Издательством М. и С. Сабашниковых» и всей системой институтов, определявших жизнь нашей культуры в первое пореволюционное десятилетие), в декабре 1933 г. Л. Я. Гуревич направила в Литературный музей два ивановских автографа с пояснительной запиской: «Ненапечатанное предисловие Вячеслава Иванова к его переводу трилогии Эсхила «Орестея» и его распоряжения относительно оформления подготовленной к печати книги, которую намеревалась издать Гос<ударственная> Академия Художественных Наук. Было прислано В. Ивановым из Рима Ольге Александровне Шор для исполнения, а ею передано для той же цели мне перед ее отъездом в Италию, где она остается, занятая своим обширным трудом, и поныне. Передаю в Музей, т. к. не считаю целесообразным хранить у себя»⁷³.

Парадоксом выглядит сообщение в списке трудов Вяч. Иванова, данном в посвященном ему декабрьском номере того же 1933 г. итальянского журнала, что поэтический перевод трагедий Эсхила находится «в печати»⁷⁴

Неосуществившаяся попытка Иванова напечатать Эсхила под маркой ГАХН’а имела, кажется, одно важнейшее следствие: машинопись «Агамемнона», сданная в конце 1948 г. Б. В. Шапошниковым в Пушкинский Дом⁷⁵, хранилась у него, не следует ли предположить (?) — со времен ГАХН’а, где Б. В. Шапошников играл заметную роль⁷⁶. Тут же необходимо указать и другие известные нам источники текста ивановского Эсхила. Одна машинописная копия сохранилась среди бумаг Е. Ф. Никитиной⁷⁷. Для изучения истории бытования ивановского текста более интересна, возможно, копия, находившаяся в распоряжении В. О. Нилендера и поступившая в ГБЛ с остатками его, к сожалению, плохо сохранившегося архива⁷⁸ Зелинским⁷⁹. Тут же составитель впервые напечатал несколько лирических отрывков в переводе Иванова по подготовительным материалам не увидевшей свет «сабашниковской» антологии, у него сохранившейся: не означает ли это, что перевод Эсхила оказался у него в руках позднее?

Только в 1947 г. два новых отрывка «Орестеи» в переводе Иванова появились в печати⁸⁰. Три года спустя этот перевод наконец был издан в полном объеме⁸¹. Обстоятельства подготовки этих двух публикаций и источников текста в них мы не знаем. Отметим только, что в хрестоматии Дератани и Тимофеевой автор перевода указан самым естественным образом (хотя прозрачными для более или менее сведущего читателя криптонимами скрыто авторство репрессированного А. Пиотровского, Г. Церетели, эмигрировавшего Ф. Зелинского — видимо, репутация Иванова была более благополучной); однако времена ухудшались быстро и в книге 1950 г. вместо «перевод Вяч. Иванова» сказано лишь, что перевод под редакцией Ф. А. Петровского». Для специалистов авторство Иванова тайны не составляло⁸²

Сегодня ивановский перевод Эсхила стоит в ряду литературных памятников, «классических» произведений слова, ближайший исторический контекст которых мы уже не переживаем непосредственно как наш собственный, а реконструируем направленным интеллектуальным усилием. Но прежде чем войти в этот обособленный ряд, ивановскому переводу должно было испытать силу исторического отрицания, по правилу культурной эволюции. Такой момент наступил вскоре после первой полной публикации ивановского опыта. В конце 1955 г. в «Гослитиздат» обратился С. К. Апт, тогда еще начинающий переводчик. В своей заявке, озаглавленной «Почему нужен новый перевод «Орестеи» Эсхила?» С. К. Апт отправной точкой брал утверждение, что известной художественной ценностью обладают только переводы А. Пиотровского и Вяч. Иванова. Первый из них отводился ссылкой на те недостатки, которые признавались за ним еще в оговорках издательства «Academia», предпосланных публикации 1937 г. Что же касается перевода Вяч. Иванова, С. К. Апт относил к нему в «большой степени» то, что сказал покойный В. В. Вересаев в статье «Об Алкее и Сафо в переводах г. Вяч. Иванова»⁸³.

Интересны подходы специалистов-филологов старшего поколения учеников ивановской эпохи, меньше ощущавших дистанцию от авторитетов своих школьных лет. В рецензии на перевод первых 130 стихов «Агамемнона», представленных С. К. Аптом, М. Е. Грабарь-Пассек писала: «Трилогия Эсхила, несомненно, в случае возможности ее издания, должна быть переведена заново; перевод ее, сделанный поэтом — символистом Вячеславом Ивановым, отличается, как и многие другие произведения этого поэта, — бывшего, правда, весьма образованным классиком, — сложностью и выдержанностью языка, множеством архаизмов и крайне своеобразным синтаксисом, затрудняющим понимание. Притом редактирование его перевода почти невозможно, поскольку он все же представляет собой единое художественное целое. Перевод Эсхила является задачей весьма трудной, так как язык самого Эсхила в известной степени обладает теми же свойствами, как русский язык В. Иванова — он носит характер возвышенный, патетический и намеренно архаизаторский (особенно хоровые части). В конце отзыва становится ясно, что М. Е. Грабарь-Пассек руководили не столько теоретические представления об адекватности перевода, сколько учет издательского заказа, требований времени.

Несомненно, важна позиция, занятая тем, кто взял на себя пять лет перед тем ответственность за первую полную публикацию перевода В. Иванова — Ф. А. Петровского. И он в своем отзыве на перевод — заявку С. К. Апта отводит сразу все предыдущие опыты, кроме выполненных Ивановым и Пиотровским⁸⁴.

В середине 50-х годов ивановский перевод Эсхила не сознавался как современный, способный продуцировать воспроизводство своих эстетических решений в практике других мастеров; он был историоризирован, прикреплен к культурно-историческому времени — месту своего возникновения, вдвинут в него и, казалось бы, в нем замкнут. Однако прошло еще тридцать лет, и мы снова возвращаем в современность этот перевод, уже именно такой, локализованный в истории культуры, но и трансцендирующий свою историческую приуроченность, в силу собственной внутренней энергии, — как замечательный памятник культуры.

¹ Мейерхольд В. Э. Переписка. 1896—1939. М., 1976. С. 114. Стоит, вероятно, напомнить рассказ самого Иванова о том, что еще в последнем классе гимназии он перевел сообща со своим другом А. М. Дмитриевским русскими триметрами отрывок из «Эдипа-царя». — «Автобиографическое письмо // Вячеслав Иванов. Собрание сочинений. Брюссель, 1974. Т. 2. С. 15.

² См. издательский проспект: «Памятники мировой литературы» // Алкей и Сафо: Собрание песен и лирических отрывков в переводе размерами подлинников Вячеслава Иванова со вступительным очерком его же. М.: Издание М. и С. Сабашниковых, 1914. С. 221.

³ ГБЛ. Ф. 261. 9. 105.

⁴ «классических языков — греческого и латинского — и их «классических» памятников.

⁵ Сабашников М. В. Воспоминания. М., 1983. С. 290.

⁶ Там же. С. 292.

⁷ Там же.

⁸ «сабашниковских» договоров: авторское право покупалось по ним единовременно, дополнительные выплаты за переиздание или пропорционально тиражу не предусматривались.

⁹ Там же.

¹⁰ Речь идет о пятом пункте из цитированного выше проекта договора: «Я не отказываюсь консультировать Издательство по выпуску им предполагаемой «Серии» переводов греческих и римских классиков и оказывать Издательству в этом деле содействие своими советами и указаниями. Издательству предоставляется упоминать о моем участии в общих объявлениях о предпринятом им издании переводов античных писателей».

¹¹ ГБЛ. Ф. 261. 3. 41, л. 3—4. Письмо в оригинале помечено 21 июня, что не согласуется с датировкой 13 июня приводимых ниже писем Сабашникова к Гершензону и Иванову.

¹² ГБЛ. Ф. 261. 2. 7, л. 1. Привожу черновик, сохранившийся в издательских бумагах, так как ценнейший архив М. О. Гершензона в Отделе рукописей ГБЛ им. В. И. Ленина все еще закрыт для исследователей.

¹³ — Черновик (или копия?) — в архиве издателя: ГБЛ. Ф. 261. 2. 12 л. 1.

¹⁴ Как мы видели, Сабашников писал Иванову трижды; в памяти поэта, вероятно, слились в одно идентичные письма от 6 апреля и 7 мая 1911 г.

¹⁵ О высоте притязаний Иванова в эсхиловском переводе можно судить по его разговору с учеником, правда, много более позднему — 8 апреля 1921 г.: «Говоря о драмах Софокла в переводе Ф. Ф. Зелинского, я выразил сожаление, что до сих пор не издан переведенный В. И. Эсхил. При этом я добавил, что вводные статьи Зелинского к Софоклу очень интересны, и было бы желательно, чтобы перевод Эсхила был так же щедро комментирован. — Нет, — сказал В. И., — у меня план другой: Я хочу издать Эсхила в трех книгах, и статьи — в отдельной книге, а не к каждой трагедии отдельно. Ведь у Зелинского Софокл тонет в его комментариях и статьях, хотя и то сказать, статьи-то и наиболее здесь ценны. При всем уважении моем к эрудиции и таланту Фаддея Францевича, нужно сознаться, что его перевод далеко не классический, но на нем нельзя остановиться как на окончательном. А между тем каждый классик должен быть переведен окончательно, канонизированно. Таковы, скажем, фоссофский перевод Гомера и шлегелевский — Шекспира. В России классическим переводом является «Одиссея» Жуковского. А «Илиада» Гнедича, хотя и не классический перевод, но занимает крепкое место и только безвкусица нашего времени может отдать предпочтение переводу Минского. Я сам пробовал переводить «Илиаду», и у меня выходило довольно интересно, в особом, древнерусском роде и совершенно не похоже на перевод Гнедича». Альтман М. С. Из бесед с поэтом Вячеславом Ивановичем Ивановым: (Баку, 1921 г.) // Учен. зап. Тартуского ГУ. 1968. Вып. 209. С. 311). Упомянутые ивановские опыты перевода Гомера в печати не появлялись; М. С. Альтман знал переводы Эсхила по лекциям и семинарам Иванова в Бакинском университете. — См. там же. С. 339.

¹⁶ «Гете на рубеже двух столетий» (История западной литературы. (1800—1910) / Под ред. Ф. Д. Батюшкова. М., 1912. Т. 1, кн. 1. С. 143—156.

¹⁷ ГБЛ. Ф. 261, 4, 25. Л. 1—2; черновик — ГБЛ. Ф. 109. 10. 31.

¹⁸ ГБЛ. Ф. 261. 3. 41. Л. 7.

¹⁹ Иванов с семьей возвратился в Россию летом 1913 г. и поселился уже не в Петербурге, а в Москве.

²⁰ Речь идет о преподавании на так называемых «раевских» курсах, где В. Иванов получил — с помощью Ф. Ф. Зелинского — место после смерти И. Ф. Анненского.

²¹ —147.

²² Иванов Вячеслав. Собрание сочинений. Брюссель, 1987. Т. 4. С. 11. Вторая часть послания как будто намеренно противопоставляет ночным и неисследимым мусикийским встречам с Эсхилом светлые пластически осязаемые встречи с древним Римом.

²³ Антология В. О. Нилендера так и не увидела света, во многом благодаря постоянной медлительности Иванова; позже он взял на себя — после смерти Ф. Е. Корша — редакторство по этому изданию, на чем, собственно, и закончилась работа над ним. Подготовительные материалы остались в распоряжении Нилендера и легли в основу его известной хрестоматии «Греческая литература в избранных переводах» (1939).

²⁴ ГБЛ. Ф.

²⁵ Перевод «Новой жизни» Ивановым был едва начат и оставлен см.: Davidson P. Vyacheslav Ivanov’s Translations of Dante // Oxford Slavonic Papers. 1982. N. S. V. XV. P. 103—131.

²⁶ ГБЛ. Ф. 261. 00. 00. Л. 1—2. Исправление срока, с которого начислялись авансы Иванову, вызвано задержкой подписания договора; при этом не исправленным оказался — уже пропущенный — срок предоставления рукописи перевода Сафо — к 10 апреля 1913 г. Набранное курсивом — автограф Вяч. Иванова. На том же листе бухгалтерские пометы о регулярной выплате поэту авансов вплоть до октября 1914 г., когда издатель вынужден был прекратить поддержку неисправного в обязательствах поэта.

²⁷

²⁸ ГБЛ. Ф. 109.

²⁹ Там же.

³⁰ Этот труд в ту пору Иванов предназначал издательству «Мусагет», однако предприятие расстроилось. Позже его намеревался выпустить и М. В. Сабашников, но при пожаре издательства в 1917 г. набор сгорел.

³¹ ГБЛ. Ф. 261.

³²

³³ В цикле «Деревенские гостины»: Альманах «Гриф». 1903—1913. М. 1914. С. 74—75.

³⁴ Отметим, что там же (ГПБ. Ф. 304. 11) хранится промежуточная версия перевода «Агамемнона» — рукопись, перебеленная М. М. Замятниной, с правкой Вяч. Иванова и новыми вариантами, рождавшимися при доработке. Эта рукопись — также в итальянских школьных тетрадках, она отражает, несомненно, работу над трагедией в Риме.

³⁵ Иванов В. Нежная тайна. СПб., 1912.

³⁶ Автобиография. Исповедь. Сонеты / Пер. М. Гершензона и Вяч. Иванова. М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1915. (Иванову принадлежит и перевод многочисленных стихотворных фрагментов, приводимых Петраркой.)

³⁷ Книга: Исследования и материалы. С. 147; письмо датировано 15 ноября 1914 г. Ср. в предыдущем письме от 6 ноября 1914 г.: «Я был бы очень признателен Вам, если бы Вы уведомили меня о том, как Вы намерены урегулировать Ваш счет. Со своей стороны, считаю долгом подтвердить, что, не взирая на тяжелые обстоятельства военного времени, я был бы рад получить продолжение Вашего Эсхила» (ГБЛ. Ф. 109). Ср. также письмо издателя (от 5 мая 1915 г.), перед отъездом на фронт желавшего привести в порядок дела по выпуску «Греческих лириков», редакцию которых принял на себя Иванов: «К сожалению, я лишен возможности пойти на встречу Вашему желанию и предложить Вам получение в мое отсутствие авансов в счет этой или других работ. Чтобы, однако, по возможности ускорить для Вас получение денег, я изъявляю согласие при расчете за «Греческих лириков», равно как и за ближайшую трагедию Эсхила, не производить удержаний в погашение ранее забранного аванса» (там же).

³⁸ Deschartes O. Vyacheslav Ivanov // Oxford Slavonic Papers. 1954. Vol. 5. P. 46.

³⁹

⁴⁰ Повторила его и сама О. А. Шор в своей большой биографии поэта: Дешарт О. Введение // Иванов Вячеслав. Malcovati F. Vjačeslav Ivanov e la cultura del suo tempo: Mostra bio-bibliografica / Catalogo a cura di Fausto Malcovati. Roma, 1983. P. 343; Malcovati F. Vjačeslav Ivanov a Pavia / A cura di Fausto Malcovati. Roma, 1986. P. 56; Коор М. Э. примечания к публикации «бесед» М. С. Альтмана с Вяч. Ивановым» Уч. зап. Тартуского ГУ. Тарту, 1968. Вып. 209. С. 323; Неоконченная трагедия Вячеслава Иванова «Ниобея» / Публикация Ю. К. Герасимова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1980 год. — Л., 1984. С. 180; а также в других работах.

⁴¹ Иванов Вячеслав. Собрание сочинений. Т. 1. С. 22.

⁴² Сабашников М. В.

⁴³ ГБЛ. Ф. 261. 4. 24. Л. 3. О. А. Шор в цитированной выше статье (см. примеч. 38) говорит, что ко времени пожара Эсхил был «в печати» («in the press», p. 55); проверить это утверждение не удалось, но более правдоподобным представляется осторожное предположение, что до набора дело еще не дошло.

⁴⁴ ГБЛ. Ф. 109 (в письме речь идет не только об Эсхиле, но и о других работах Иванова для издательства).

⁴⁵ ГБЛ. Ф. 261, 1. Ед. хр. 2, 3, 7. Л. 9, 11, 16, 17. Кажется, именно к 1918—1919 гг. следует отнести признание Иванова в беседе с М. С. Альтманом (21 апреля 1921 г.): «... обычно я страшно медлю и всячески откладываю печатание. Так вот поступал я с Эсхилом, перевод которого я уже было сдал Сабашникову, но взял обратно» — Уч. зап. Тартуского Гос. ун-та. 1968. Вып. 209. С. 313.

⁴⁶ ГБЛ. Ф. 261, 24. 1. Л. 349 (копия л. 395).

⁴⁷

⁴⁸ Там же. Л. 397 (копия — л. 398).

⁴⁹ Там же. Л. 399.

⁵⁰ Там же. Л. 400.

⁵¹ ГБЛ. Ф. 261. 9. 71. Подпись под распиской — дочери поэта — Л. В. Иванова; тут же ее приписка о получении «сабашниковского» издания русских былин.

⁵² Новая русская поэзия. Берлин, 1923. С. 66. Ср. ниже в письме Ф. Ф. Зелинского от 17 октября 1918 г. свидетельство о слышанном переводе «Агамемнона». Еще одно свидетельство публичного чтения ивановского перевода — «Три апельсина. Журнал Доктора Даппертутто». 1914.

⁵³ ГБЛ. Ф. 109, 35. 79. Л. 4.

⁵⁴ ГБЛ. Ф. 207. 19. 27. На заседании присутствовал, в частности, Александр Блок; см.: мемуарную запись И. Н. Розанова «Встречи» — «Лит. Россия». 1970. № 47. С. 6—7. К тому же времени относится еще одно мемуарное свидетельство о чтении Ивановым перевода «древнегреческих трагиков» в литературном кафе «Домино» — И. В. Грузинова, см.: Встречи с прошлым. М., 1978. С. 188.

⁵⁵ Там же, 32. 12. Соответствующая рекомендация была выдана. См. протокол заседания 16 мая (там же, 19. 27).

⁵⁶ «русского религиозного ренессанса».

⁵⁷ ЛН. М., 1963. Т. 70: Горький и советские писатели: Неизданная переписка. С. 213. (Письмо от 7 марта 1929 г., упомянута Государственная Академия Художественных Наук).

⁵⁸ ГБЛ. Ф. 109. 20. 55; л. 27, 29. Одновременно Зелинский просил разрешения воспроизвести переводы Иванова из Пиндара, Вакхилида, Алкея и Сафо.

⁵⁹ Там же. Л. 30.

⁶⁰ Зелинский Ф. Ф. Древнегреческая литература эпохи независимости. — Пг., 1920. — Ч. 2. Образцы.

⁶¹ — ср. историю с публикацией венков сонетов в «Аполлоне», когда первым должен был появиться ивановский и только вслед ему написанный под его воздействием волошинский (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома. 1976. Л., 1978. С. 252).

⁶² ГБЛ. Ф. 261. 4. 25. Л. 15—16.

⁶³ ГБЛ. Ф. 261. 2. 12. Л. 2. Оригинал, подписанный М. В. Сабашниковым, с круглой (еще дореволюционной) печатью издательства — в римском архиве поэта. Для Сабашникова, всячески стесненного в издательских возможностях и инициативе, подобные уступки авторских прав были не внове. Так, на обороте титульного листа перевода комедии Тирсо де Молина «Дон Хиль — Зеленые Штаны», выполненного В. Пястом (Берлин, 1923), значится: «Отпечатано издательством «Петрополис» по соглашению с издательством «М. и С. Сабашниковых».

⁶⁴ ГБЛ. Ф. 261. 9. 100. Необходимо отметить важную ошибку памяти, вкравшуюся в мемуары М. В. Сабашникова. Он вспоминал: «Не повезло и Эсхилу. Насколько я знаю, Вячеслав Иванов перевел «Орестею» и, вероятно, увез с собой за границу рукопись. По крайней мере, «Агамемнона», бывшего у меня, он вытребовал через Ю. Н. Верховского чуть ли не в день своего отъезда. Вероятно, рассчитывал издать за границей» (Сабашников М. В. Н. Верховского, близкого друга В. Иванова. Заметим, что особый вопрос ставит перед исследователями тот факт, что в расписке О. А. Шор не фигурируют «Персы», как и «Орестея», исчезающие из «сабашниковских» инвентарей.

⁶⁵ Рим, улица Четырех фонтанов (ит.) — где в ту пору жил Вяч. Иванов.

⁶⁶ Скрупулезности ради необходимо оговорить, что в судьбе «сабашниковского» портфеля много неясностей, в том числе и во всем, касающемся ивановских рукописей. Пометки наличия при инвентаризациях 1921—1929 гг. имеются на карточках «Алкея и Сафо» и ивановских переводов из Новалиса (ГБЛ, ф. 261. 24. 1. Л. 3, 5), притом что первая рукопись сохранилась в архиве издательства, а местонахождение второй нам неизвестно. С другой стороны, не имеют инвентаризационных помет карточки на рукописи «Пира» Данте, «Греческих лириков» (та и другая включали переводы Иванова) и ивановской брошюры «О Гомере» (там же, л. 83, 92, 143), из них «Пир» и сейчас налицо, а двух последних рукописей мы не имеем. Как известно, издательство Сабашниковых было ликвидировано путем слияния ряда частных предприятий в кооперативное издательство «Север». В инвентарных описях последнего также отмечается, под 1931 и 1933 гг., наличие «Алкея и Сафо», «Пира» и не упомянуты трагедии Эсхила (ГБЛ, ф. 261, 10. 2, л. 1 и об.).

⁶⁷ ЦГАЛИ. Ф. 941. 6. 52. Л. 1. Тогда и там же было намечено и чтение С. М. Соловьевым перевода «Орестеи» (лапидарность протокольной записи не позволяет понять, чей перевод — собственный или чужой — намеревался читать Соловьев). На гахновский пласт материалов с обыкновенной своею доброжелательностью обратил наше внимание М. Л. Гаспаров.

⁶⁸ —1925. М., 1926. С. 29).

⁶⁹ Там же. Ед. хр. 41; заседание 11 декабря 1924 года Ближайшая параллель этому — в предисловии С. Соловьева к «Прикованному Прометею», где говорится: «Язык Эсхила можно сравнить с Языком Державина и Боратынского последних лет... Чтобы передать характер языка Эсхила в русском переводе, мы пользовались архаизмами, славянизмами, однако соблюдая в них должную меру... Но перевод этот (Д. С. Мережковского. — Н. К.) не всегда верен духу подлинника. Косноязычный, темный и мощный Эсхил передан легким и изящным стилем Жуковского. Мы же стремились к передаче стиля Эсхила, иногда тяжелого и грубого, но всегда сильного и смелого» (Эсхил. Прометей прикованный: Трагедия / Пер. с греч. Сергея Соловьева и Владимира Нилендера; Вступ. ст. А. В. Луначарского и С. М. Соловьева; Прометей освобожденный / По отрывкам Эсхила восстановленный Сергеем Соловьевым. М.; Л.: Госуд. изд., 1927. С. 47, 48. Ср. и более позднее объяснение В. О. Нилендера в комментарии к переводам Софокла, выполненным им совместно с С. В. Шервинским: «Особой проблемой для нас была степень архаизации языка. Мы пережили целую скалу отношения к этой проблеме. Сначала, следуя отчасти стилю Вячеслава Иванова, мы пользовались славянизмами более широко, особенно в «Антигоне», но затем, под влиянием основательной критики и вникая в язык подлинника, мы довели процент славянизмов до минимума, поставив, однако, правилом большую архаизацию хоров, чем триметров, что ощущается и в подлиннике. Но и в триметрах мы не сводили языка до уровня современной разговорной речи. Ведь и Софокл писал не на обиходном языке» ( Трагедии / Пер. В. О. Нилендера и С. В. Шервинского; Коммент. В. О. Нилендера. — М.; Л., 1936. — Т. 1: Эдип — царь; Эдип в колоне; Антигона. С. 195. К тому же см. и более поздние высказывания Нилендера в неизданной полемике с А. Пиотровским, правда, поименно Иванова не называвшей (ЦГАЛИ. Ф. 629. 1. 246. Л. 14, 15, 43, 79).

⁷⁰ ЦГАЛИ. Ф. 941. 6. 41.

⁷¹ См. письмо Горького к П. С. Когану от 7 марта 1929 г. — ЛН. М., 1963. Т. 70. Горький и советские писатели: Неизданная переписка. С. 213.

⁷² Архив Горького. КГ-II 30-2-12; письмо от 20 декабря 1929 г.

⁷³

⁷⁴ Convegno. 1933. № 8—12 (25 dic.). P. 410. Пожалуй, стоит отметить, что в этом хронологическом списке перевод Эсхила помещен после перевода Алкея и Сафо, помеченного 1913 г., и книгой «Дионис и прадионисийство» (1923).

⁷⁵ ИРЛИ. Ф. 607. 361. В этой недатированной рукописи 59 лл., орфография новая.

⁷⁶ Он был ученым секретарем секции пространственных искусств, заведовал административной частью. См.: Государственная академия художественных наук. Отчет: 1921—1925. С. 43, 44, 78 (отождествлением фигуры ленинградского Шапошникова с гахновским сотрудником я обязан разговору с его внуком, М. Шапошниковым). Между прочим, Б. В. Шапошников встречался, будучи в Италии вместе с Б. Н. Терновцом в 1927 г., в Павии с В. Ивановым. Сообщая об этой встрече в письме от 18 апреля 1927 г., Терновец рассказывал, что Иванов «был видимо рад нашему приезду, о многом расспрашивал, заботился о напечатании своих сочинений (перевод Эсхила и т. д.)». См.: Терновец Б. Н.

⁷⁷ ЦГАЛИ. Ф. 341. 1. 464, 15 листов; орфография новая, без фиты — это значит, что копия не воспроизводит авторскую волю.

⁷⁸ ГБЛ, ф. 583.

⁷⁹ Нилендер В. О. Греческая литература в избранных переводах / Сост. В. О. Нилендер. М., 1939. С. 176—183.

⁸⁰ Греческая литература. Изд. 5-е. М., 1947. С. 151—177; на с. 4 Н. Ф. Дератани оговаривал, что «Трилогия «Орестея» теперь дается в неопубликованном переводе».

⁸¹ Греческая трагедия: Эсхил, Софокл, Еврипид / Пер. с древнегреческ. под ред. Ф. А. Петровского. М., 1950.

⁸² См., напр., указание В. Ярхо: Мастерство перевода. М., 1973. Сб. 9. С. 200. Ср. отношение к нему как к общеизвестному в нижепубликуемых документах из архива «Гослитиздата».

⁸³ Вестник Европы. 1915. № 2 (февр.). С. 389—394.

⁸⁴ —64. В разборе Петровского работы Апта есть конкретные сопоставления ее с ивановской, мы их не приводим, поскольку, как уже не раз оговаривались, нас интересует только внешняя, издательская история ивановского перевода.