XIV.
Составъ и начало Илiады.
Обозревая Илiаду въ целомъ, какъ законченное, внутренне замкнутое творенiе, мы прежде всего заметимъ, что это вовсе не Илiада, т. -е. не эпопея о судьбахъ города Илiона. Въ ней развитъ только одинъ эпизодъ войны, происшедшiй въ теченiе последняго года десятилетней осады, а именно распря между предводителемъ всего эллинскаго воинства, царемъ Микенъ и Аргоса — Агамемнономъ,— и доблестнейшимъ изъ эллинскихъ героевъ, царемъ малаго племени фессалiйскихъ мирмидоновъ — Ахилломъ. Эта распря имеетъ последствiемъ невмешательство Ахилла въ военныя дела и потому рядъ неудачъ, приводящихъ эллинское войско въ отчаянное положенiе. Въ решительную минуту Ахиллъ, чтобы спасти грековъ, делаетъ имъ уступку и посылаетъ на помощь, co своими людьми, любимаго своего друга — Патрокла. Когда последнiй палъ отъ копья Гектора, сына престарелаго троянскаго царя Прiама и сильнейшаго изъ троянскихъ богатырей, Ахиллъ, чтобы отомстить за друга, соглашается на почетный миръ съ Агамемнономъ, принимаетъ участiе въ битвахъ и, убивъ въ единоборстве Гектора, решаетъ этимъ участь Трои. Поэма кончается изображенiемъ тризнъ Патрокла и Гектора и не повествуетъ далее ни о судьбе Ахилла, ни о паденiи Илiона. Что Троя должна пасть, слушатель Илiады зналъ изъ несколькихъ мимоходомъ сообщенныхъ пророчествъ и живо чувствовалъ потому, что судьба города изображена всецело зависящей отъ жизни eгo доблестнаго защитника, Гектора. Ho все же разсказанное въ Илiаде является лишь эпизодомъ, хотя и центральнымъ эпизодомъ, въ длинномъ ряду событiй троянской войны и гибели города.
Co временъ Аристотелевой «Поэтики», много удивлялись генiальности художественнаго прiема — вместо прагматическаго изложенiя всей цепи событiй въ последовательномъ порядке, выбрать изъ связи одинъ эпизодъ и сразу же перенести воображенiе слушателя въ самую середину и какъ бы гущу действiя, in medias res; вместо изображенiя повода, начала, хода и исхода долгой войны — представить малую продолжительность времени, всего 51 день, и въ эти тесные сроки вместить все значительное и отличительное и все напередъ предрешающее конечный исходъ для того, чтобы, такъ ограничивъ предметъ повествованiя, съ темъ большею подробностью и изобразительностью живописать лица и событiя. Ho на долю свободнаго художественнаго разсчета остается сравнительно немногое, такъ какъ тема поэмы вовсе не Илiонъ, а судьба Ахилла, именно страстна́я судьба eгo, eгo героическiя страсти (páthê). Дело въ томъ, что культъ героевъ есть прежде всего страстно́е служенiе, поминающее ихъ подвиги, страданiя и славную, «трагическую» смерть. И если Аристотель справедливо усматриваетъ въ Илiаде преобладанiе элемента «патетическаго», т. -е. «страстнаго» и «страстно́го», онъ лишь выдвигаетъ связь героическаго эпоса съ поминальнымъ действомъ героическихъ «страстей». Только не вся повесть о «страстяхъ» Ахилла составляетъ содержанiе Илiады, а лишь первая часть этой страдальной повести — поминальная песнь «объ Ахилловомъ гневе» — о роковой обиде, имъ понесенной, объ ея ужасномъ последствiи — утрате Патрокла, и о вызванной этою утратой необходимости исполнить последнее предназначенiе — умертвить Гектора; при чемъ не только Ахилловой матери ведомо, но и самъ Ахиллъ знаетъ и слышитъ то изъ устъ пророчествующихъ коней, то изъ устъ умирающаго Гектора, что eгo скорая гибель, въ исполненiе предвечной правды возмездiя, решена въ ночи судебъ и уже eгo стережетъ. Много славнаго можно было поразсказать объ Ахилле, Илiада изобилуетъ намеками на eгo прежнiе подвиги, на приписанныя ему обширныя завоеванiя, распространявшiяся и на острова, какъ, напр., Лесбосъ; но собственно героическая caгa имеетъ религiозною целью похоронную славу (laudatio iunebris) — страстной мифъ. Поэтому и сосредоточивается Гомеръ на гневе Ахилла, начиная словомъ «гневъ» свою великую песнь.
Неизбежно развитiе этой темы побуждаетъ использовать ее въ целяхъ общенароднаго историческаго преданiя включенiемъ въ нее большой части эпоса, связаннаго съ воспоминанiями о славахъ микенскаго царства. Ho планъ целаго остается явственнымъ, и вся поэма — поэмой о гневе Ахилла, или Ахиллеидой. Только въ VII веке выработала гомеровская школа рапсодовъ собственно Илiаду. Это была поэма, начинавшаяся такъ:
Градъ Илiонъ я пою и Дарданiю, пажитей конскихъ
Край луговой, где много страстей претерпели Данаи.
Эта поэма имела предметомъ собственно Илiонъ и eгo паденiе и называлась по первому стиху «Илiадою». Ho такъ какъ она не могла равняться по величiю съ древнимъ гомеровскимъ творенiемъ, несмотря на то, что это последнее представляло одинъ эпизодъ троянской войны,— то названiе «Илiады» перенесли на созданiе Гомера, а малая поэма, слывшая творенiемъ лесбiйскаго рапсода Лесха, стала называться «Малою Илiадой».
дабы они вынуждены были раскаяться въ нанесенной Ахиллу обиде. Между темъ, исполненiе этого обещанiя начинается только съ XI песни, изображающей борьбу, въ которой быстро выбываютъ изъ строя главные вожди ахейцевъ и только Аянтъ съ трудомъ еще противится вторженiю троянцевъ въ ахейскiй станъ. Въ предыдущихъ песняхъ Зевсъ просто забылъ о своемъ непреложномъ обязательстве; более того, онъ действуетъ вопреки ему, желая прекратить войну мирнымъ соглашенiемъ между ахейцами и Троей, что оставило бы Ахилла не отмщеннымъ. Простыя линiи первоначальнаго замысла заставляютъ насъ переходить непосредственно отъ первой песни къ одиннадцатой, а отъ одиннадцатой къ пятнадцатой, въ которой Ахиллъ, видя угрожающую ахейцамъ гибель, посылаетъ имъ на помощь Патрокла.
оправдать эту непоследовательность художественнымъ разсчетомъ поэта, желавшаго намеренно замедлить развитiе изображаемыхъ событiй. Ho такое замедленiе, во всякомъ случае, не извиняетъ противоречiй и, кроме того, исконному эпосу не свойственно — не только потому, что онъ любитъ относительную быстроту въ очерке событiй, но и потому въ особенности ,что, соединенное съ непоследовательностью поведенiя действующихъ лицъ и искаженiемъ общаго впечатленiя отъ ихъ соотношенiй, оно вноситъ существенную неясность въ изображенiе происходящаго и делаетъ все контуры повествованiя туманными и зыбкими. Нельзя однако отрицать, что художественный эффектъ замедленiя былъ сознательно использованъ темъ поэтомъ, который решилъ раздвинуть рамки первоначальной Ахиллеиды, чтобы вместить въ нее части эпоса «о судьбе Илiона», которыя и сгруппированы, какъ более или менее самостоятельное целое, въ песняхъ отъ II до 312 стиха VII. Разсмотримъ ихъ ближе.