II.
Гомеровскiй вопросъ.
Фридрихъ Августъ Вольфъ (Prolegomena ad Homerum, 1795), идя по следамъ несколькихъ предшественниковъ (изъ коихъ особенная заслуга принадлежитъ, вместе съ Вико, писателю XVII века, аббату д̉Обиньи), съ энергiей провозгласилъ мненiе о невозможности предположить планомерное эпическое творчество въ столь раннюю эпоху, какъ эпоха созданiя гомеровскихъ поэмъ, еще не знавшая письменности, и о необходимости разсматривать ихъ какъ сводъ разнородныхъ былинныхъ сказовъ, собранный и приведенный въ более или менее стройный порядокъ только въ VI в. до Р. X., ученою коммиссiей правщиковъ, по распоряженiю афинскаго тирана Писистрата.
Это ученiе произвело необычайный переполохъ во всемъ образованномъ мiре и нашло какъ восторженныхъ приверженцевъ, такъ и горячихъ противниковъ. Шиллеръ съ досадою недоумевалъ, какъ можетъ такой великiй поэтъ, какъ Гете, благосклонно относиться къ этому ученiю, проглядевшему живой ликъ Гомера-поэта; впрочемъ, Гете мало-по-малу вернулся къ вере въ историческую реальность Гомера. Начался знаменитый «гомеровскiй вопросъ»; и ближайшею (1837 г.) стадiей въ развитiи намеченнаго Вольфомъ воззренiя на Гомера, какъ на легендарный образъ, подъ чьей личиной скрывается множество разноликихъ певцовъ, была теорiя Лахмана о распаденiи Илiады, при внимательномъ изученiи, на рядъ необширныхъ по объему песенъ-былинъ, или балладъ, которыя этотъ ученый более или менее произвольно пытался выделить изъ связи целаго и разграничить.
Этотъ взглядъ держался на двухъ предпосылкахъ, которыя были двумя преувеличенiями: древность гомеровскаго мiра была признаваема древностью первобытной, и eгo культура более цельной и одностихiйной, менее расчлененной и разносоставной, чемъ какою она оказалась при позднейшемъ историческомъ изученiи. Это была отвлеченная идеологiя, лелеявшая идеалъ «эпохи органической», золотой, младенческой поры наивнаго и почти безсознательнаго эпоса, который, какъ писалъ философъ Шеллингъ, отвечаетъ «такому общему состоянiю, где нетъ противоречiя между личной свободой и естественнымъ ходомъ вещей, где все человеческiя отношенiя входятъ въ одну колею историческаго процесса». Впечатленiе отъ перваго знакомства съ народнымъ эпосомъ другихъ странъ, въ особенности съ сербскими эпическими песнями, исполнителями которыхъ являются слепые певцы съ гуслями или бандурой, такъ живо напоминающiе традицiоннаго слепого Гомера съ eгo «кифарой» или «формингой» (небольшой, примитивной лирой), соблазняло усматривать и въ гомеровскомъ творчестве безпримесное выраженiе патрiархально-эллинскаго, простодушно-яснаго воззренiя на мiръ, непосредственное проявленiе племенного поэтическаго генiя, созданiе народной стихiи, еще не выделившей изъ себя ни своеобразно творящей личности, ни даже культурно обособленной группы.
было ясно, что передъ ними не безформенное нагроможденiе сказовъ и былей, а строго продуманное эпическое единство, являющее несомненные следы сознательной и искусной обработки. Убежденiе, что гомеровскiя поэмы представляютъ собою художественное целое, что оне суть творенiе законченное, ложится въ основу консервативнаго направленiя въ спорахъ о Гомере. Eгo защитники, подобно античнымъ ученымъ александрiйскаго перiода, хотели бы ограничиться обнаруженiемъ и устраненiемъ отдельныхъ позднихъ вставокъ, исказившихъ местами Гомеровъ подлинникъ. Такъ, Нитчъ (G. W. Nitzsch, выступившiй впервые съ своей защитой традицiи въ тридцатыхъ годахъ прошлаго века) считаетъ Гомера истиннымъ авторомъ обеихъ приписанныхъ ему великихъ поэмъ, изъ коихъ подлежатъ исключенiю лишь по особеннымъ въ каждомъ отдельномъ случае причинамъ заподозренныя частности; работа Гомера состояла въ художественномъ слiянiи и восполненiи всего дошедшаго до него эпическаго матерiала более ранней поры; широко и свободно пользуясь былиннымъ преданiемъ, онъ отчасти компилировалъ eгo, отчасти самостоятельно видоизменялъ и обогащалъ.
Уже Г. Германъ, родоначальникъ новейшей филологiи, наметилъ (въ 1831 г.) третью точку зренiя: сложная и многообъемлющая эпопея могла разростись изъ первоначальнаго простого эпическаго зерна. Задачею изследованiя становилось поэтому — раскрытiе въ Илiаде первой Илiады, въ Одиссее — исконной Одиссеи. Вместе съ темъ, необходимо было выяснить, какъ развивалось это ядро, какiя последовательныя отложенiя оставляли на немъ, какъ бы слоями, новыя эпохи, какъ приведены были въ связь съ кореннымъ составомъ иныя повествованiя, прежде ему чуждыя.
На этой принципiальной основе зиждется истолкованiе роста Илiады изъ сравнительно небольшой поэмы «о гневе Ахилла», или «Ахиллеиды», данное англичаниномъ Гротомъ въ eгo классической «Исторiи Грецiи» (1846 г.). Попытка Грота оказалась чрезвычайно плодотворной; компромиссъ, имъ предложенный,— согласиться на допущенiи, что Гомеръ, авторъ Ахиллеиды, самъ же расширилъ ее до размеровъ Илiады,— удовлетворить, конечно, никого не могъ; но дело шло не столько о творце, сколько о сотворенiи гомеровскаго эпоса, о eгo возникновенiи и eгo превращенiяхъ, о чистыхъ линiяхъ первоначальнаго зодческаго плана въ загроможденномъ пристройками и перестройками колоссальномъ зданiи. Изследователи принялись за поиски «пра-Илiады»; всевозможные критерiи были применяемы для различенiя более древнихъ отъ более позднихъ элементовъ въ наличномъ составе эпопеи. Б. Низе (въ книге «о развитiи гомеровской поэзiи», 1882) свелъ гомеровскiй вопросъ къ проблеме преемственнаго цехового творчества певцовъ, которое показалъ существенно различнымъ отъ творчества народнаго. А. Фиккъ (1881 г. и позднее) отважился снять съ Гомера eгo iонiйскiй нарядъ и поэмы, записанныя на iонiйскомъ дiалекте, объявить распространенными пересказами исконныхъ Илiады и Одиссеи, сложенныхъ эолiйцами по-эолiйски. К. Робертъ («Studien zur Ilias», 1901) своеобразно использовалъ новейшiя данныя археологiи для определенiя относительной древности составныхъ частей Илiады по типу оружiя, въ нихъ упоминаемаго, исходя изъ противоположности между старо-микенскими памятниками воинскаго быта и остатками более поздней культуры; не безъ некотораго самообольщенiя стройностью добытыхъ этимъ методомъ результатовъ, Робертъ старался доказать, что археологическiе признаки древности подтверждаются преобладанiемъ эолiйскихъ элементовъ въ языке,— что даетъ ему возможность возстановить основную «песнь объ Ахилле»; и нельзя отрицать, что эта eгo гипотетическая реставрацiя, будучи сжатымъ извлеченiемъ изъ Илiады, переложеннымъ на эолiйскiй говоръ, производитъ неожиданное, цельное и яркое впечатленiе своею нагою простотой, лирическимъ тономъ былины и сосредоточенною трагическою энергiей. Многiе ученые, однако, не убежденные ни одною изъ ряда попытокъ критическаго остроумiя разрешить «гомеровскiй вопросъ», остались при томъ мненiи, что последнiй вообще неразрешимъ и что, помимо частныхъ результатовъ, вся работа надъ нимъ не привела ни къ какому общему выводу, достойному стать на место античнаго преданiя о Гомере, творце Илiады и Одиссеи.
— она сделалась предметомъ глубокаго критическаго изученiя лишь полвека тому назадъ, когда А. Кирхгофъ («Гомеровская Одиссея», 1859, переизд. въ 1879), занявшись разоблаченiемъ въ ней «пра-Одиссеи», пришелъ къ выводу о ея возникновенiи изъ древнейшей спайки двухъ по существу различныхъ исконныхъ сказовъ, подвергшихся дальнейшему последовательному расширенiю, съ привнесенiемъ новыхъ, первоначально чуждыхъ ея кругу, эпичеокихъ элементовъ. На почве разысканiй Кирхгофа возникли посвященныя Одиссее «Гомеровскiя изследованiя» Виламовица-Меллендорффа (1884). Обзоръ гомеровскаго вопроса, какимъ онъ представляется въ наши дни, и разностороннюю критику всехъ высказанныхъ по этому вопросу мненiй читатель найдетъ во 2-мъ изданiи книги П. Кауэра «Основные вопросы гомеровской критики» *.
Въ общемъ, можно сказать, что идущая отъ Германа теорiя расширенiй заняла прочное место въ исторiи гомеровскаго вопроса, и доныне открытаго, хотя и нельзя утверждать, что усилiямъ ученыхъ удалось съ полною достоверностью и точною определенностью установить относительную давность всехъ составныхъ частей гомеровскаго эпоса въ отдельности и представить несомненную картину образованiя наличныхъ поэмъ изъ ихъ древнихъ и простыхъ первообразовъ.
* «die Grundfragen der Homerkritik», 2. Aufl., Leipz. 1909.— На русскомъ языке гомеровскому вопросу посвящены изследованiе Ф. Соколова, 1868 года, «Гомеровскiй вопросъ» (Труды Ф. Ф. Соколова, Спб. 1910, стр. 1—148) и двухтомное сочиненiе Шестакова «О происхожденiи поэмъ Гомера» (Казань, 1892—1899). Изъ литературы о Гомере на русскомъ языке назовемъ еще переводную работу Джебба («Гомеръ. Введенiе къ Илiаде и Одиссее», 1892) и оригинальную историка Д. М. Петрушевскаго «Общество и государство y Гомера».— Среди изложенiй гомеровскаго вопроса въ общихъ руководствахъ по исторiи греческой литературы наиболее содержательна и соответственна современному состоянiю научнаго изследованiя глава объ эпосе Гомера въ книге В. Криста (W. Christ, «Geschichte der griechischen Litteratur», 5. Auflage, bearb. von W. Schmid, München 1908, Ss. 24—85,— въ 7 томе «Handbuch der klass. Alterthums-Wissenschaft» Ивана Мюллера).