МАТЕРИАЛЫ К ЛЕТОПИСИ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА
ВЯЧ. И. ИВАНОВА
Часть 1 (1866 - 25. 10. 1907)
1866
1866. - 16 февраля в семье чиновника Министерства государственного имущества Ивана Тихоновича Иванова и Александры Дмитриевны Ивановой (урожденной Преображенской) «в собственном домике <...> родителей, почти на окраине тогдашней Москвы, в Грузинах, на углу Волкова и Георгиевского переулков, насупротив ограды Зоологического сада» (Волков переулок, 19), родился сын, крещенный в храме св. великомученика Георгия Победоносца в Грузинах в честь св. благоверного князя Вячеслава (Вацлава) Чешского
(14/17 марта). В семье было еще два сына И. Т. Иванова от первого брака - Анатолий и Евгений. Вячеслав был поздним ребенком: в год его рождения отцу было пятьдесят, а матери - сорок два года.
В тот же год И. Т. Иванов, испытав первые недомогания от возникшего в легких процесса (он был землемером, проводил время в постоянных командировках, где и подорвал свое здоровье), вышел в отставку.
1866-1869 - Первые впечатления будущего поэта: красная тряпка на березе («Лель улетел, молоко унес»), когда его отлучали от груди, песня няни, украинки Татьяны «Возле речки, возле моста...» и вой волчьей стаи в Зоологическом саду. Позднее - зрелище самого Зоологического сада, который он ежедневно видел, выглядывая из окна: этот живописный московский уголок со слоном, которого водили по дорожкам «важные люди в парчовых халатах», и носорогом, просовывавшим свой рог из-за прутьев клетки, сохранился в памяти Иванова образом «младенческого рая». У растворенного окна малыш вместе с родителями слушал перезвон московских «сорока сороков» - это воспоминание ассоциировалось у него позднее с переживанием, возникающим при созерцании морского простора. Освободившись от служебных обязанностей И. Т. Иванов использовал образовавшийся у него непривычный досуг для усиленного чтения «вольнодумных книг» - материалистических и атеистических трудов Ф. Бюхнера, Я. Молешотта, Д. Штрауса и Ч. Дарвина, неожиданно превратившись в убежденного нигилиста. Между ним и его женой вспыхивали постоянные «философские споры», бурные, хотя и не отменяющие, к счастью, личной глубокой симпатии супругов друг к другу. Эта жаркая домашняя «теологическая полемика» родителей (обстоятельство, возможное, вероятно, лишь в семье русских интеллигентов 1860-х годов!) также стала одним из первых детских впечатлений Иванова, запомнившего восклицание матери «Вот вздор - признать орангутанга братом!..».
1869
1869 - Ивановы продают дом на Пресне и переезжают в небольшую квартиру в доме с палисадником на Патриарших прудах (не сохранился). И. Т. Иванов возобновляет службу, устроившись в московскую Контрольную палату.
1870
1870 - Родители водят маленького сына в московский Румянцевский музей, Большой театр.
Летом А. Д. Иванова возила сына к родне в сельскую усадьбу.
6/19 июля Франция объявила войну Пруссии, не получив гарантии от посягательств на испанский престол принца Леопольда фон Гогенцоллерна-Сигмарингена.
произошла решающая битва у города Седан, в ходе которой французская армия была раз громлена и император Наполеон III капитулировал и отрекся от престола. Иванов запомнил разговоры об этих событиях в доме, равно как и чтение емуотцом тогда же стихотворений М. Ю. Лермонтова «Спор» и «Воздушный корабль».
Осенью-зимой резко ухудшается здоровье И. Т. Иванов.
1871
1871 - В январе - феврале, заболев скоротечной чахоткой, Иван Тихоно вич испытал сильные духовные борения, завершившиеся чудесным воздей ствием благодати (по его словам, к его одру болезни явился с потиром св. Ни колай Мирликийский) и отречением от прежних материалистических убеждений. Перед смертью бывший нигилист более часа, в слезах, исповедовался приглашенному священнику, получил отпущение грехов, причастился и затем, утешенный, благословил детей (сводные братья Иванова к этому времени стали воспитанниками Межевого Института) и мирно испустил дух в начале марта. В дни болезни отца Иванову-младшему было видение старца «в скуфье, с бородкой, в рясе черной», о котором он рассказал матери и та (безуспешно) показывала ему иконы святых иноков, надеясь, что тот распознает Посетителя.
На святки (25 декабря - 5 января 1872) овдовевшая А. Д. Иванова гадала по Псалтири на сына: выпали строки «Я был младшим в доме отца моего, мои пальцы настроили Псалтирь» (Пс. 151, 1-2).
1872
1872 — Вдохновленная строками Псалтири Александра Дмитриевна начинает «воспитывать» в сыне поэта: показывает ему портреты А. С. Пушкина, читает стихи. Вероятно, в этот год Иванов сам начал читать, среди прочитанного - баллада Л. Уланда «Проклятье певца», которая его «глубоко потрясла и восхитила», и стихотворение Пушкина «Пока не требует поэта...», постоянно перечитывать и не понимать которое, было ему «сладостно».
В этот же год будущий поэт испытывает первую влюбленность - в «маленькую подругу, с которой мы укрывались по темным комнатам от больших».
1873
1873 - А. Д. Иванова договаривается об уроках иностранного языка и российской словесности для семилетнего сына с дочерью домовладельца. «... Меня как-то опьяняли ее свеженькое личико, ее голос, запах от нее исходивший, и я мучительно ревновал к морскому офицеру, ее жениху <...>. От моей прекрасной наставницы узнал я не только о Ломоносове, но даже о Кантемире и на уроках прочитывал наизусть и с восторгом, вместе с отрывками из "Кавказского пленника" и с некрасовским "Власом", всю державинскую оду "Бог"».
В этот год, по настоянию матери, Иванов начинает читать по утрам акафисты и ежедневно прочитывать вместе с ней по главе из Евангелия. После чтения мать и сын устраивали спор, какое место из только что прочитанного «красивее»: «... Мать особенно любила 12-ю главу от Матфея с приведенным в ней пророчеством Исаии ("трости надломленной не преломит и льна курящегося не угасит"), а меня еще властительней привлекал конец 11-й главы, где говориться о "легком иге". С той поры я полюбил Христа на всю жизнь». Помимо того, летом «по обету» маленькие паломничества пешком с Патриарших прудов к Иверской часовне и в Кремль, где оба «с полным единодушием предавались сладкому и жуткому очарованию полутемных старинных соборов с их таинственными гробницами».
В этот год Иванов вместе с матерью читает «Дон Кихота» М. де Сервантеса и Ч. Диккенса, а самостоятельно - сказки Г-Х. Андерсена и полный текст «Робинзона Крузо» Д. Дефо. А. Д. Иванова сознательно препятствовала общению сына со сверстниками, считая их недалекими и дурно воспитанными, учила его стыдиться детских игр и заменять их чтением и интеллектуальными беседами. «Она бессознательно прививала мне утонченную гордость и тот "индивидуализм", с которым я должен был долго бороться в себе в гимназические годы и тайные яды которого остались во мне действенными и в зрелую пору моей жизни».
1874
1874 - Иванов посещает домашнюю школу И. Я. и А. С. Туган-Барановских, где состязается с их сыном, будущим выдающимся экономистом и общественным деятелем М. И. Туган-Барановским «в писании романов». На занятие по Закону Божию Иванов приносит свое стихотворение «Взятие Иерихона», которое учитель читает вслух всем присутствующим. «С восторгом» Иванов «изучает поэму о капитане Немо» (роман «80000 лье под водой» Ж. Верна).
1875
1875 - С осени Иванов начинает посещать приготовительный класс 1-й Московской мужской гимназии (Волхонка, 16), где ранее учились драматург А. Н. Островский, историки М. П. Погодин и С. М. Соловьев. Сын последнего, великий философ и поэт В. С. Соловьев также учился здесь. Иванов вспоминал: «Поступление мое совпало с приездом в гимназию Александра II. Этот приезд запечатлелся в моей памяти с такой точностью, что я до сих пор вижу в воображении тень от сабли идущего царя на залитой солнцем коридорной стене, возвестившую за миг его появление; он прошел через классную комнату, сказав: "здравствуйте, дети", - и так поглотил собою все окружающее, что я не видел никого из провожавшей его свиты. Первый учебный год я провел по болезни почти весть дома..».
1876
1876 - Увлекается романтизмом, читает «Разбойников» Ф. Шиллера.
Осенью переходит в 1-й класс гимназии, где становится «первым учеником». «Тогда же круто изменился и мой нрав: из мальчика заносчивого и деспотического я сделался сдержанным и образцовым по корректности воспитанником, а также обособившимся и вначале даже нелюбимым товарищем».
1877
1877 - Весной Иванов завершает первый класс гимназии, сдает экзамены и переходит во 2-ой класс. 12 апреля правительство России объявило войну Османской империи. Началась Русско-турецкая война, призванная вернуть влияние России на Балканах и освободить славянские народы от османского ига. В обществе начало похода русской армии было встречено огромным патриотическим подъемом, который всецело разделала и семья Ивановых. Оба сводных брата Иванова пошли на фронт артиллерийскими офицерами; один стал ординарцем «белого генерала» М. Д. Скобелева, главного героя победоносной компании. Юный поэт, поощряемый матерью, охваченной «славянским энтузиазмом», посылал братьям письма, «полные воинственно-патриотических стихов».
1878
1878 - 19 февраля Россия заключает с Турцией победный мирный договор в городе Сан-Стефано, близ Стамбула. Болгария, Босния и Герцеговина получают автономию, Сербия, Черногория и Румыния - независимость.
Весной Иванов завершает 2-ой класс гимназии и переходит в третий. Двенадцатилетний подросток переживает период крайней религиозности: ночами напролет, в гостиной, перед образами он молится Пресвятой Деве, прося заступничества от искушающих его «голосов тьмы». А. Д. Иванова, неоднократно находившая утром сына, заснувшего у киота, была встревожена подобной экзальтацией, но не препятствовала его ночным бдениям.
Осенью, учась в 3-м классе, не дожидаясь начала занятий по греческому языку, Иванов начинает изучать его самостоятельно.
1879
1879 - Весной
Он по-прежнему ходит в «первых учениках». В это время благосостояние семьи резко ухудшилось и с осени Иванов начинает давать уроки.
1880
1880 - Весной Иванов сдает экзамены и переходит в 5-й класс гимназии.
Начинается его увлечение творчеством Ф. М. Достоевского. Огромным событием для юного поэта стало личное присутствие на торжествах по поводу открытия памятника А. С. Пушкину на Тверском бульваре, главным гостем которых и стал Федор Михайлович.
6 июня 1880 года Иванов в числе лучших московских гимназистов участвует в церемонии перед Страстным монастырем и затем допускается на торжественное заседание в зале Московского университета. Здесь, помимо Достоевского, он видел И. С. Тургенева (который тогда же был избран почетным членом Университетского Совета).
На эти месяцы приходится, по его собственному признанию, «апогей» его религиозности. Между тем, из-за крайне стесненных обстоятельств в семье, с осени он вынужден брать «так много платных уроков, что имел свободу читать и думать только ночью». Занятиями в гимназии он, к этому времени, уже мог «пренебрегать», т. к. учителя видели в нем «вундеркинда», - не столько ученика, сколько «младшего коллегу» и даже прибегали к его консультациям при переводах греческих текстов a livre ouvert. На уроках в гимназии он был занят «исправлением товарищеских тетрадок», а его сочинения, которые он писал всегда под наблюдением матери, регулярно зачитывались классу как «образцовые». Тем не менее, постоянная нужда производит в нем брожение: «Во внешней моей жизни эта эпоха определилась для меня как начало долгого и сурового труженичества».
1881
1881 - В первые месяцы года «внезапно и безболезненно сознал себя крайним атеистом и революционером».
1 марта в Петербурге группа террористов партии «Народная воля», возглавляемая С. Л. Перовской, осуществляет покушение на Александра II. Несмотря на то, что обожавшая Царя-Освободителя А. Д. Иванова резко осуждала цареубийц, сочувствие ее сына было на их стороне. После казни на Семеновском плацу в Петербурге С. Л. Перовской, А. И. Желябова, Н. И. Кибальчича, Н. И. Рысакова и Т. Михайлова (3 апреля), они становятся для юного поэта «героями и мучениками». Это привело к конфликтам Иванова с матерью и некоторыми одноклассниками, тем более, что в эти месяцы «среди гимназистов устраивались, по слухам, добровольные союзы за политической благонадежностью товарищей». В гимназии, где после наступления политических «заморозков» начала царствования Александра III преобладали верноподданнические темы сочинений, Иванов пишет работы, в которых «с дипломатической ловкостью <...> не выдавал и не предавал себя». К этому времени некоторые из товарищей по гимназии уже «были посвящены в тайну его миросозерцания». Некоторые из них считали «дипломатию» Иванова «лицемерием», другие, напротив, по его словам, «выражали уверенность, что в будущем я, в качестве политического бойца, благородно оправдаю возлагаемые на меня надежды».
Весной Иванов, сдав экзамены, переходит в 6-й класс.
Во второй половине года он начал читать по ночам «груды подпольной литературы»: «Колокол» А. И. Герцена и Н. М. Огарева, трактаты немецкого социалиста, публициста и философа Ф. Лассаля и новейшие издания революционных партий.
Осенью, посещая занятия в 6-м классе гимназии, Иванов тесно сходится с новичком (второгодником) Владимиром Калабиным («юноша высокий, стройный брюнет, державшийся в стороне ото всех, рассеянный, плохо учившийся, но исполненный напряженной духовной жизни, почти ясновидящий»). Калабин, некоторое время наблюдавший за Ивановым, передал ему записку: «Я Вас угадал. Вас никто не знает. Вы - поэт». Иванов нашел в В. С. Калабине благодарного слушателя стихов и услышал от него первую серьезную и плодотворную критику.
1882
1882 - Иванов продолжает совмещать учебу с репетиторством. Весной, сдав экзамены, он переходит в 7-й класс. Весь этот учебный год «он разбудил и развил во мне мои первоначальные, детские лирические восторги». Калабину посвящено одно из первых, дошедших до нас лирических стихотворений Иванова «Ясность», написанное в этот год. В. С. Калабин был отчислен из 1-й Московской гимназии, но дружеские отношения с ним сохранялись у Иванова вплоть до отъезда за границу в 1886 г. Осенью, с началом нового учебного года начинает крепнуть дружба Иванова с другим одноклассником - А. М. Дмитриевским.
1883
1883 - Год радикальных исканий в духовно-нравственной жизни семнадцатилетнего Иванова. «Главный вопрос, меня мучивший, был вопрос об оправдании терроризма как средства социальной революции: мое решение созрело лишь к концу гимназического курса и было определенно отрицательным. Что же до "чистого афеизма", "уроки" которого преподавал я устно и письменно одному любимому и замечательному товарищу, потом немало пострадавшему за свои политические убеждения, то мое вольнодумство обошлось мне самому не дешево: его последствиями были тяготевшее надо мною в течение нескольких лет пессимистическое уныние, страстное вожделение смерти, воспеваемой мною и в тогдашних стихах, и, наконец, детская попытка отравления доставшимися мне от отца ядовитыми красками в семнадцатилетнем возрасте».
К этому времени из-за духовных метаморфоз, происшедших с сыном, в его дружбе с матерью давно «стала обоими мучительно ощущаться глубокая трещина». Но все это, включая непрекращающуюся репетиторскую нагрузку, не меняет положения Иванова - «первого ученика» - в гимназии.
Весной, сдав экзамены, он переходит в 8-ой, выпускной класс.
В новом учебном году вместе с А. М. Дмитриевским Иванов переводит русскими триметрами отрывок из «Эдипа-царя» Софокла. Тогда же была написана поэма «Иисус», в которой евангельский сюжет искушения Спасителя в пустыне решается в злободневно-«революционном» духе: «Да будет горд и волен человек!». «Примечательно, - писал Иванов, - что моя любовь ко Христу и мечты о Нем не угасли, а даже разгорелись в пору моего безбожия. Он был и главным героем моих первых поэм <..> Страсть к Достоевскому питала это мистическое влечение, которое я искал примирить с философским отрицанием религии».
1884
1884 - В последние месяцы пребывания в гимназии, с января по май Иванов окончательно определяется в поступлении на историко-филологический факультет Московского университета. «... Через историю, - обманываю я себя, - мечтал я самостоятельно овладеть проблемами общественности и найти путь к общественному действию», - вспоминал позднее Иванов. Между тем, директор гимназии И. Шпеер, понимая очевидную «классическую» направленность дарования «первого ученика», дал Иванову «добрый совет» поступать в созданный еще в 1873 г. стараниями графа Д. А. Толстого четырехгодичный филологический семинарий при Лейпцигском университете, где готовили учителей древних языков. Однако «революционер» Иванов, разделявший тогда общее предубеждение отечественной интеллигенции против классической системы образования, счел такой поступок «предосудительною уступкою реакции».
Получив в мае аттестат зрелости и золотую медаль, Иванов, вместе с А. М. Дмитриевским, поступает на отделение исторических наук историко-филологического факультета.
С осени начались занятия. На первом курсе друзья, решившие «посвятить себя служению народу», посещали только «избранные лекции» -В. О. Ключевского, В. И. Герье и П. Г. Виноградова, семинарий которого стал главной научной лабораторией для начинающего историка Иванова.
1885
1885 - «Будучи на первом курсе получил премию за латинское сочинение и письменную работу по греческому языку и в течение двух лет пользовался присужденной по конкурсу стипендией» (Иванов). Иванов становится постоянным гостем дома Дмитриевских на Остоженке, 19 (близ церкви Воскресения Словущего), хозяйка которого, вдова надворного советника Анна Тимофеевна Дмитриевская играла ему произведения Бетховена (ставшего с этого времени любимым композитором поэта), а ее дочь Дарья, студентка консерватории, пела Шуберта и Шумана. Вместе с ней Иванов стал «усердно посещать концерты» и вскоре «страстно влюбился».
19 марта «роман» и они образуют с этого времени неразлучный «триумвират».
Летом, благополучно сдав экзамены и переведясь на второй курс, Иванов уехал в подмосковное имение Головиных, заниматься с братьями П. А. и Ф. А. Головиными (последний, с которым у Иванова на долгое время сохранятся дружеские отношения, впоследствии станет председателем Второй Государственной Думы). «Я сгорал в то лето какой-то лихорадкою дерзновения и счастья, писал с каждой почтой своей будущей жене и ее брату и получал от них письма...». Хозяева «похитили его рукописи» и, убедившись в несомненном поэтическом даровании молодого учителя, стали называть его «символистом» (хотя до оформления этого течения в России оставалось еще около семи лет).
Осенью Иванов возобновляет занятия в Московском университете. Его революционно-народнические идеалы подвергаются некоторой ревизии, о чем свидетельствует написанное в этом году стихотворение «Раздумья» («О, мой народ! Чем жертвовать тебе?»).
1886
1886 - 6 февраля Иванов завершает вторую «поэму о Христе» - «Легенда» - «сказание о некоем еврейском мальчике и о том, как некогда Христос призвал его на свое лоно». Родители одного из его тогдашних учеников (он продолжает зарабатывать репетиторством) отдали, без ведома автора, поэму «Легенда» в редакцию «Русского Вестника», издаваемого М. Н. Катковым. Катков изъявил желание опубликовать поэму, однако Дмитриевские решительно осудили друга за желание опубликоваться в «реакционном» журнале. Под их влиянием Иванов «дезавуировал» свое (невольное) обращение в «Русский Вестник». Несмотря на свое положение «стипендиата» Иванов испытывает недовольство как общественным, так и научно-образовательным положением дел на историко-филологическом факультете Московского университета. В «общественном плане», по его собственным словам, «было душно и жутко. Дальнейшее политическое бездействие - в случае, если бы я оставался в России - представлялось мне нравственною невозможностью.
Я должен был броситься в революционную деятельность: но ей я уже не верил». В плане научном, он испытал острое разочарование в «жизни аудиторий», которая поначалу казалась ему «каким-то священным пиршеством». Большинство педагогов, читавших курсы, далеко не удовлетворяла его своим уровнем знания предмета и методикой его изложения. Резко выделялся лишь П. Г. Виноградов, представлявший собой новый для Москвы тип «западного» университетского профессора (после окончания университета в 1875 г. Виноградов год стажировался в Берлинском университете, посещая семинар создателя современного антиковедения Т. Моммзена, а в 1883 г. был в научной командировке в Великобритании, результатом которой стала его докторская диссертация). Под влиянием П. Г. Виноградова, который выработал для него «программу последовательных занятий у Гизебрехта, Зома и Моммзена», Иванов окончательно утвердился в мысли ехать «к немцам за настоящей наукой».
Весной он получает свидетельство об окончании двух курсов Московского университета и рекомендательные письма - в Бонн к филологам-классикам Ф. Бюхлеру и Г. Узенеру, и в Берлин к историкам-антиковедам и О. Гиршфельду (выбрал он последних, «далеко обегая суженую и избранницу сердца - античную филологию).
4 июня Иванов обвенчался в Москве с Д. М. Дмитриевской (свидетелем с его стороны был В. С. Калабин). Матери молодоженов не были в восторге от «студенческого брака», но А. Д. Иванова полагала, что ее сын не мог «скомпрометировать девушку», покинув ее на неопределенный срок, а А. Т. Дмитриевская, «женщина странная, безумная и ясновидящая», встретила известие о свадьбе загадочным пророчеством: «Знаю, Дашенька Вам не пара: Ваш брак кончится драмой, но все равно берите ее: так надо!». Что касается самого двадцатилетнего Иванова, то он более исходил из того, что ехать за границу вдвоем было «веселее». После свадьбы молодые покинули Россию (на расставание с родиной Иванов написал стихотворение «Куда идти? Кругом лежал туман...»).
Летом, через Шпандау (на выезде из которого 18/30 июля Иванов пишет стихотворение «La selva oscura»), Дрезден (где они были в галерее Цвингер и видели «Сикстинскую мадонну» Рафаэля) и Трир (где Иванов, посетив Porta Nigra впервые столкнулся «лицом к лицу» с памятниками античности), Ивановы прибыли в Берлин и поселились в студенческой мансарде. Иванов приступил к активному изучению немецкого языка.
Зимний семестр в Берлинском университете начинался 16 октября и длился до марта следующего года. В этот семестр Иванов слушает курсы Т. Моммзена «Rdmisches Staatsrecht» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 8 до 9 ч.); О. Гиршфельда «Geschichte der rdmischen Kaiserzeit bis auf Diocletianus» (понедельник, вторник, среда, пятница, с 16 до 17 ч.), Ю. Вайц-зекера «Deutsche Kaiserzeit bis zum Interregnum» (понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, с 12 до 13 ч.), Г. Бреслау «Deutsche Verfassungsgeschichte von den altesten Zeiten bis zur goldenen Bulle» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 10 до 11 ч.) и Г. фон Трейчке «Geschichte der politischen Theorien von Platon bis zur Gegenwart» (четверг с 6 до 8 ч.).
1887
1887 - О первых впечатлениях от учебы в Германии Иванов писал: «С недоумением наблюдал я, что государственность может служить источником высочайшего пафоса даже для столь свободного и свободолюбивого человека, как Моммзен; но истинным талантам старого поколения я многое прощал, как и самому Трейчке я прощал его крайний шовинизм за подлинный жар его благородного красноречия». Пафос немецкого «государственни-ческого» патриотизма, с которым Иванов сталкивается в первые месяцы своего пребывания в Германии, пробуждает в нем «потребность осознать Россию в ее идее» и углубляет неприятие революционного нигилизма отечественной интеллигенции. В одном из писем этого года к «непримиримому» А. М. Дмитриевскому (переписка с которым шла постоянно с момента отъезда), в ответ на утверждение, что «свобода личности напрямую зависит от освобождения народа», появляется аллегорическая поэма Иванова «Чайка», отрицающая волю к борьбе и воспевающая мудрость индивидуалистического гедонизма европейского интеллектуала («Горько житье твое, белогрудая чайка! / И не снилась тебе ни любовь, ни радость! / Ты не была в моей мра-морно-стройной отчизне, / Где прозрачные воды дворцы отражают»).
15 марта
16 апреля начинается летний семестр, который длился до августа. В этот семестр Иванов слушает курсы Т. Моммзена «Lateinische Epigraphik» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 8 до 9 ч.) и «Ubungen aus dem Gebiet derrdmischen Geschichte» (вторник, с 18 до 20 ч.), Г. Бреслау «Deutsche Verfas- sungsgeschichte von der goldenen Bulle bis zum Ende des alten Reichs (1356- 1806)» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 9 до 10 ч.) и «Englische Verfassungsgeschichte» (среда, с 9 до 11 ч.), Г. фон Трейчке «Geschichte des Zeitalters der Revolution» (понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, с 10 до 11 ч.), Г. Шмоллера «Theoretische Nationalokonomie» (вторник, пятница, с 17 по 19 ч.). В конце семестра Иванов «представил Моммзену исследованьице о податном устройстве римского Египта и был им ласково одобрен».
6 июня в Берлине был заключен договор между Германией и Россией о благожелательном нейтралитете в случае войны с третьей державой (т. н. «договор перестраховки»).
15 августа летний семестр завершился. Иванов переходит на второй курс.
13 октября Иванов переводит стихотворение Дж. Леопарди «L'infinito» («Бесконечность»).
16 октября начинается зимний семестр. В этот семестр Иванов слушает курсы А. Кирхгофа «Thocydides» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 9 до 10 ч.), Р. Козера «Geschichte des 15 und 16 Jahrhunderts» (среда, суббота, с 15 до 16 ч.), Э. Целлера «Allgemeine Geschichte der Philosophie» (понедельник, вторник, среда, четверг, пятница, с 11 до 12 ч.) и «Aristotelische Ubungen (B. IX und XII Metaphysik» (вторник, пятница, с 10 до 11 ч.), Э. Курциуса «Geschichte der bildenden Kimste bei den Griechen und Romern, mit Benutzung des Konigl. Museums (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 12 до 13 ч.), О. Гиршфельда «Geschichte der romischen Kaiserzeit (Fortsetzung)» (четверг, с 18 до 19 ч.) и «Historische Ubungen (Scriptores historiae Augustae)» (среда, с 18 до 20 ч.), Г. Бреслау «Ubungen der historisch-diplomatischen Gesellschaft» (суббота, с 11 до 13 часов).
В этот год у Ивановых родилась дочь Александра.
1888
1888 - С начала года Иванов начинает делать записи в т. н. «интеллектуальном дневнике» - памятных тетрадях, куда он заносил наиболее важные события в своей духовной жизни. Именно в этот год происходит становление его новых метафизических и общественно-политических взглядов - результат острого внутреннего конфликта русского поэта и интеллигента с «надутым безвкусием и обезличивающей силой новейшей немецкой культуры», «мещанством духа, в которое выродилась протестантская мысль, стоявшая передо мною в лице тюбингенца и Штраусова друга - Целлера» и «протестантски-националистической фальсификацией истории». Рационализму «тюбин-генской школы», трактовавшей, в частности, евангельские тексты как сугубо исторический источник, Иванов противопоставляет свое понимание трансце-дентальной сложности мироздания: «Поистине, я не хотел бы предаваться праздным мечтам и затемнять истину воображением. Но что же делать мне, если, исследуя элементы, произведшие явления, я встречаю в конце мне непонятный остаток? Оттого мистическое я вывожу из проникновения в сущность вещей». В качестве основного «противоядия» против указанных соблазнов немецкого протестантского рационализма Иванов использует «Историю и будущность теократии» В. С. Соловьева, вышедшую в прошлом году в Загребе, а также - и труды крупнейшего теоретика слафянофилов А. С. Хомякова.
12/25 января «в отдельном кабинете ресторана с приехавшими в Берлин П. Г. Виноградовым и его учеником В. В. Та-тарниковым, князем С. Н. Трубецким, А. И. Гучковым и профессором А. Д. Гатцуком. Вероятно тогда же П. Г. Виноградов «разрешает» Иванова «от послушания исторической наукой» и «определенно советует отдаться филологии, продолжая, однако, работать у Моммзена» (Виноградов надеялся, что его ученик, вернувшись в Москву будет совмещать филологическую доцентуру с преподаванием римской истории). С В. В. Татарниковым и А. И. Гучковым Иванов активно общается всю зиму-весну этого года, равно как и с химиком Е. Л. Зубашевым и его женой.
3 февраля начинается резкий кризис в отношениях России с Германией, вызванный одновременной публикацией в Вене и Берлине тайного антироссийского австро-германского договора 1879 г.. Для урегулирования кризиса понадобилось специальное выступление канцлера О. фон Бисмарка в рейхстаге 6 февраля.
12 февраля Иванов присутствовал на очередном вечере на «вилле» у Т. Моммзена (последний, не имея «официального» курса в этом семестре, тем не менее, не оставлял вниманием своих прошлогодних учеников). «Он позвал участников семинария ужинать в свою "тесненькую" виллу и там спросил меня, остаюсь ли я на более долгое время в Берлине; я сказал, что желал бы, но боюсь, что вспыхнет война; "мы не так злы (wir sind nicht so bose)" - был ответ».
В этот же день Иванов делает запись в «интеллектуальном дневнике» о мистике истории: «И где же разгадка всех таинственных толков, стремлений, страстей исторической жизни? Не в личностях! Не в отвлеченном людском соединении! История имеет, помимо законов социологии и психологии свою собственную загадку. Ее присутствие я чувствовал неделю назад, когда война представлялась решенною, а причины ее не поддавались уразумению. И между тем чувствовалась жажда войны». Не менее активно переоценка прежних ценностей шла в эти месяцы и в переписке с А. Д. Дмитриевским: в письме от 14 марта Иванов пишет о необходимости ломки старых (более рационалистических и радикальных) воззрений».
В марте на германский трон вступает кайзер Фридрих III, заявивший в программной реляции к канцлеру О. фон Бисмарку о необходимости либерализации во внутренней и внешней политике Империи. На Иванова новый германский император произвел двойственное впечатление: симпатия была осложнена «бессодержательностью» его либеральной программы. В это время Иванова занимает чтение монографии Ф. Тенниса (Tonnies) «Община и общество», которая «говорит о наступлении рационалистического века, который заменит органическое общественное соединение <...> соединением, основанным на договоре...» и вызывает у Иванова резкий протест. «Либерализм не побуждает учиться, - записывает он в интеллектуальном дневнике — Он снимает одну плавающую на поверхности пену науки, на этом одном строит свои требования, не ценит остального. Он носит в себе односторонность оценки».
15 марта завершается зимний семестр.
16 апреля начинается летний семестр. В этот семестр Иванов слушает курсы О. Гиршфельда «Quellenkunde der romischen Geschichte» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 9 до 10 часов) и «Epigraphische Ubungen» (вторник, с 18 до 20 ч.), Г. Бреслау «Ubungen der historisch-diplomatischen Gesell-schaft» (суббота, с 11 до 13 ч.), «Diplomatie mit besonderer Beracksichtigung der deutscher Kaiser- und Papsturkunden und Verbindung mit praktischen Ubungen» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 10 до 11 ч.) и «Einfuhrang in die Methode der mittelalterlichen Quellenkritik» (среда, с 9 до 11 ч.), В. Ваттенбаха «Lateinische Palaographie» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 15 до 16 ч.) и «Griechische Palaographie» (среда, с 14 до 16 ч.).
15 августа семестр завершился, Иванов перешел на третий курс.
Летом Германию продолжали сотрясать политические кризисы -15 июня император Фридрих III скончался от рака горла и на престол взошел его политический антипод Вильгельм II. За это время Германию покинули В. В. Татарников и Зубашевы, после отъезда которых у Иванова вновь «возник продолжительный промежуток молчания», т. к. не с кем было «удовлетворит потребность высказаться». С другой стороны, в это же время произошло сближение Иванова со специальным корреспондентом газет «Новое время», «Гражданин» и «Московские ведомости» в Берлине и Вене Г. С. Веселитским-Божидаровичем, сотрудником российского Министерства иностранных дел. Это знакомство дало возможность «студенческой семье» Ивановых получить источник постоянного заработка: Иванов становится секретарем-референтом Веселитского, а Д. М. Иванова начинает преподавать музыку его детям.
В августе Иванов посетил берлинскую Академическую выставку и по итогам этого посещения написал эссе «Женский бюст», которое отослал в «Гражданин». Помимо того, им была написана статья о Г. фон Трейчке, также отосланная в Москву (обе статьи опубликованы не были). В замыслах (нереализованных) Иванова во время летних каникул — повесть (или поэма) «Три встречи» и произведение об Иуде.
22 сентября «интеллектуальном дневнике»: «Я думаю, что познание человека составляет необходимый элемент христианской любви. <...> В самом деле, Христос говорит: люби ближнего своего, как самого себя. <.. > Не более того. Ведь, собственно говоря, мы себя не любим, т. е. не любим так, как привыкли любить дорогих людей. <...> Неужели так трудно перенести на другого чувство доброжелательности в объеме, приближающейся к объему нашей доброжелательности к себе? Другой же элемент любви, наряду с доброжелательностью, есть <...> знание - только в форме познания, следовательно в низшей нежели сознание, но приближающейся к нему степени. Из того, что оба элемента должны количественно приближаться к элементам любви к самому себе, выходит 1) что христианство есть непрерывный нравственный прогресс и 2) что оно потенциально может разделяться чрезвычайно большим числом людей».
На следующий день, 23 сентября, Иванов записывает: «Прежде я мало вникал в личность. Теперь наоборот. При взгляде на Веселитского, мне думается, что в его жизни должны быть моменты горя и слабости, когда он невыразимо жалок».
4 октября написано одно из лучших стихотворений раннего Иванова «Дни недели».
16 октября начинается зимний семестр. В этот семестр Иванов слушает курсы И. Фалена «Erklarung der Briefe des Horatius (II. Buch nebst Ars Poetica)» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 11 по 12 ч.) и «Erklarang der Electra des Sophocles und Euripides» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 12 до 13 ч.), У. Келлера «Griechische Geschichte bis zur Schlacht bei Mantinea» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 8 до 9 ч.), О. Гирш-фельда «Historische Ubungen (Livius Buch 21 und 22)» (вторник, с 18 до 20 ч.).
Этот год был самый насыщенный за все время обучения Иванова в Берлинском университете. Вспоминая о нем, он писал: «Начались мои блуждания в области исторических проблем, удалявшие меня от того, к чему лежало мое сердце, - от изучения эллинской души. Так, я занимался равеннским экзархатом и предоставил профессору Бреслау первую часть большого исследования о византийских учреждениях в Южной Италии. Правда, я не пренебрегал вовсе и филологией (критические анализы Фалена меня увлекали, тогда как Кирхгоф был скучен <...>), а равно слушал философию и разбирал "Метафизику" Аристотеля у Целлера, посещал музеи с Курциусом, работал по латинской и греческой палеографии с Ваттенбахом, проходил политическую экономию у Шмоллера».
Помимо того, все это время Иванов записывает под диктовку тексты статей Г. С. Весилитского-Божидаровича, а также литературно обрабатывает его корреспонденции, оказываясь, подчас, фактическим соавтором (что при публикации этих материалов, разумеется, не указывалось). Продолжается его увлечение В. С. Соловьевым, работы которого он ищет, с помощью А. Д. Дмитриевского, в старой отечественной периодике.
3 декабря Иванов под впечатлением от чтения В. С. Соловьева (а также, вероятно, - под впечатлением от регулярных антисемитских «вылазок» «Гражданина») пишет набросок (план статьи?) «Евреи и русские», в которой утверждает, что «русский и еврейские народы стоят на противоположных концах доселе совершавшегося хода человечества, и если кажется, что при сильном различии оба имеют между собой и нечто общее, что позволительно думать, то и назначение обоих до некоторой степени аналогично».
1889
1889 написано стихотворение «Звездное небо».
В первой половине года продолжается сотрудничество Иванова с «принципалом» - Г. С. Веселитским-Божидаровичем. У Ивановых гостит сводный брат поэта, настроенный крайне консервативно, что вызывает споры в семье. Впрочем, Иванов уже полностью перешел на позиции «славянофильства с либеральным оттенком» в общественности, и мистики - в области духовной. «... В год Парижской всемирной выставки, которую я клеймил, как «юбилей секиры» (выставка открылась в честь 100-летия начала Великой Французской революции, 14 июля — Ред.), Ред.) о теургической задаче искусства с характеристиками и Гесиода, и древнего синкретизма, и искусства катакомб, и романтических церквей, и готического стиля, и Рафаэля, и современного притязательного ничтожества...». Иванов имеет в виду программное стихотворение «Ars mystica».
12 июля им написана другая «программная» поэма (драматическая сцена) «Ночь в пустыне», интерпретирующая новозаветный сюжет об искушении Христа в гуманистическом, «гетианском» духе.
апреле Иванов делает в «интеллектуальном дневнике» ряд заметок о природе художественного творчества («О типическом» и др.), содержание которых предвосхищает его будущие концепции символизма как движение эстетического созерцания «от реального к реальнейшему».
Между тем, он продолжает посещать занятия в Университете: весной, 15 марта, (24 апреля) летний. В этот семестр Иванов слушает курсы У. Келлера «Makedo-nisch-griechische Geschichte bis zum Tode Alexanders des Grossen» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 8 до 9 ч.), О. Гиршфельда «Rdmische Geschichte (II Teil) bis auf Casars Tod» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 9 до 10 ч.) и «Historische Ubungen (Cicero de republica, zweites Buch)» (вторник, с 18 до 20 ч.).
Семестр кончается 15 августа «Если я возвышаюсь над заботами и опасениями обыденной жизни, мне бывает трудно удовлетворять требованиям этой жизни с охотою и ревностью. Если я начинаю страстно преследовать цели низменной жизни, я подпадаю под бремя мелочных беспокойств и мелочного страха. Как трудно сохранять в себе гармонию духа! <...> Как трудно быть архитектором и каменщиком своей жизни! обтесывать и слеплять грубые камни и следить за правильностью и красотою целого» (3 августа, последняя запись в «интеллектуальном дневнике»).
25 сентября написано стихотворение «К Фантазии». Помимо того, в записных книжках Иванова целый ряд творческих планов, в том числе - «Мистическое в произведениях Достоевского», «Революция в поэзии», «Литература страдания», «Богопокорство», «Жить для будущего» и т. д. Его творческая физиономия художника-модерниста уже достаточно определилась как раз ко времени, когда в России его сверстники -Д. С. Мережковский, З. Н. Гиппиус, Аким Волынский и др. начинали «борьбу за идеализм» в искусстве. Но в отличие от них студент берлинского университета Иванов «варится в собственном соку».
16 октября начинается зимний семестр. В этот семестр Иванов слушает курсы В. Ваттенбаха «Geschichte des Mittelalters» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 15 до 16 ч.), Э. Гюбнера «Rdmische Epigraphik» (понедельник, вторник, четверг, с 13 до 14 ч.) и «Ubungen seiner philologischen Gesellschaft» (пятница, с 19 по 21 ч.), О. Гиршфельда «Rdmische Provinzial- und Munizipal-verfassung» (среда, с 16 до 17 ч.) и «Historische Ubungen (Tacitus Historiae, Buch I)» (вторник, с 16 до 18 ч.), Т. Моммзена «Historische Ubungen» (расписание отсутствует). В ходе занятий фактическим научным руководителем Иванова становится О. Гиршфельд, который «признал "солидною работой"» первый набросок его будущей диссертации «De societatibus vectigalium». «Тот же вопрос о государственных откупах, но уже не в римской республике, а за время империи (эта часть, большая первой по объему, не была мною позднее переработана и не вошла в мою латинскую диссертацию) я разрабатывал далее в семинарии Моммзена, который заводил серьезнейшие и опаснейшие диспуты с более зрелыми учениками, среди которых вспоминаю Мюнцера (ныне профессора в Базеле), П. Мейера (профессора в Берлине), знаменитого впоследствии бельгийца Ф. Кюммона, выступавшего у нас со своими первыми опытами о распространении религии Митры в римском мире», - вспоминал Иванов.
21 декабря «Вожатый».
30 декабря написан дистих «Мистика».
1890
1890 - В январе начинается новый политический кризис в Германии: рейхстаг отклонил предложение канцлера О. фон Бисмарка о продлении закона против социалистов. Нарастает конфликт между Бисмарком с его политикой, ориентированной на союз с Россией, и новым императором Вильгельмом II, стремившемся построить политическую «ось» Германии с Великобританией.
О. фон Бисмарк уходит в отставку, что означает изменение внешнеполитического курса.
5 апреля Иванов откликается на это событие сонетом «Могучий дух в могуществе уверен...», где пророчески предсказывает молодому императору крушение («... Слава трона / Пылающей служила колесницей / Для дерзости безумной Фаэтона»). Помимо того в этом же году «русофильское» стихотворение «Русский ум».
В первую половину года Иванов меняет «место заработка»: уходит от «принципала» Г. С. Веселитского-Божидаровича и поступает секретарем к агенту министерства финансов, критику и драматургу, камергеру Ф. А. Кума-нину, который стал «добрым другом юности» поэта.
15 марта завершается зимний семестр и начинается летний. В этот семестр Иванов слушает курсы Э. Гюбнера «Geschichte der elegischen Poesie und ausgewahlte Elegien des Propertius» (понедельник, вторник, четверг, с 13 до 14 ч.) и «Historische Ubungen» (расписание отсутствует), О. Гирш-фельда «Philologische Ubungen» (расписание отсутствует), Т. Моммзена «Historische und philologische Ubungen» (расписание отсутствует).
15 августа летний семестр завершается и Иванов переходит на пятый - заключительный - курс Университета.
16 октября «Romische Literaturgeschichte nach seinem GrandriB (4. Auflage)» (вторник, с 18 по 20 ч.) и «Uber Ciceros Reden mit Erklarung ausgewahl- ter Stellen» (понедельник, вторник, четверг, с 13 по 14 ч.), О. Гиршфелда «Romische Staatsaltertumer» (понедельник, вторник, четверг, пятница, с 9 до 10 ч.).
Осенью написано стихотворение «Покорность».
Помимо того, в этом году «... Молодой ученый, спокойный, уравновешенный <...> неожиданно убил другого человека и себя. В. И. глубоко потрясло случившееся; он вдруг почувствовал себя виноватым, хотя молодого человека того он почто не знал и ко всей драме никак причастен не был» (О. Шор со слов Иванова), отразившиеся в поэме-фантасмагории «Миры возможного», которая посвящена «памяти погибшего».
1891
1891 - 15 марта завершается последний зимний семестр Иванова в Берлинском университете. «В 1891 году, отбыв в Берлине девять семестров и напутствуемый наставлениями Гиршфельда тщательно передумать и изложить по-латыни свою диссертацию, а также хорошо изучить Лувр, я отправился в Париж с томиками Ницше, о котором начинали говорить. Мы поселились вблизи Национальной библиотеки у одного chef d'institution u officier de l'Academie, под руководством которого я в течение почти года упражнялся во французской стилистике. Тогда же в первый раз побывал я на короткое время в Англии. В парижской Национальной библиотеке, правильно мной посещаемой, познакомился я с И. М. Гревсом; за сближением на почве общих занятий римскою историей последовала и душевная дружба». Впечатления Иванова от жизни во Франции нашли отражения в большом цикле стихотворений, объединенных им впоследствии в цикл «Парижские эпиграммы». Магистрант Петербургского университета И. М. Гревс (живший за границей с весны 1890 г. и успевший к тому времени, помимо Парижа, побывать в Риме и Флоренции) знакомит В. И. Иванова с А. В. и В. А. Гольштейнами и он становится вхож в их «русский салон» на улице Ваграм (avenue de Vagram, 29).
К концу этого года у
1892
1892 - В январе Иванов живет в Париже, тесно общаясь с И. М. Гревсом, который «властно указывал» своему другу на необходимость совершить путешествие в Италию. Перевод первого варианта диссертации Иванова на латинский язык к этому времени уже завершен, но автора не удовлетворяли ни собранный материал, ни стилистика его подачи. После колебаний, Иванов решает повременить с защитой, и, «воспользовавшись благоприятными внешними обстоятельствами» (очевидно - неожиданным денежным поступлением), следует в Рим за уже отбывшим туда Гревсом.
В состоялось путешествие Ивановых по южной Франции по маршруту: Лион, Вьена, Оранж, Ним и Point du Gard, Арль, Марсель. В каждом из этих городов Иванов осматривает «остатки римской культуры», о которых он много слышал еще в Берлине от своего учителя О. Гиршфельда. Из Марселя Ивановы направляются вдоль Ривьеры в Геную, а оттуда - в Рим, где И. М. Гревс уже забронировал им комнаты в Albergo d'Alibert на via Margutta, близ площади Испании (plazza di Spagnia). Здесь, помимо Гревса, проживает и литературовед-археограф М. Н. Сперанский, с которым Иванов подружился.
28 марта Иванов регистрируется в Германском археологическом институте на Капитолии и включается в его работу. Впечатления от знакомства с Римом изложены в стихотворном послании «Laeta» А. Д. Дмитриевскому, посланному в Ялту в конце марта.
В он участвует в лекциях-экскурсиях по музеям Рима, которые для стипендиатов и гостей института проводит археолог Е. Петерсон, увлекший Иванова историей трабеи (парадного одеяния римских царей, жрецов и консулов).
22 апреля Иванов участвует в заседании, посвященном закрытию очередного сезона. В эти месяцы Иванов знакомится с молодыми русским учеными, проживавшими тогда в Риме - искусствоведами Д. В. Айналовым и Е. К. Рединым, византологом М. Н. Крашенинниковым, - которые, вместе с Ивановым и Гревсом составили своеобразный «русский кружок», регулярно собиравшийся в Albergo d'Alibert. К ним присоединяются литературовед А. И. Кирпичников с женой, молодой профессор Мюнхенского университета, византолог К. Крумбахер, путешествовавшие по Италии, а также художник Ф. П. Рейнман, который делал копии с катакомбных фресок для создаваемого в Москве Музея изящных искусств. Сам создатель музея И. В. Цветаев также был в это время в Риме, и Иванов познакомился с ним. Помимо того, Ивановы тесно сходятся с семьей диакона русской посольской церкви св. Николая Мирликийского о. Христофором Флеровым, который дружил со многими «русскими римлянами» и устраивал их дела в посольстве. Такое активное общение - научное и личное - отвлекает Иванова от работы над редактированием диссертации.
В июне «русский кружок» постепенно распадается: Айналов, Редин и Сперанский уезжают в Неаполь, Гревс - возвращается в Париж.
(ночь на Ивана Купала) Ивановы принимают участие в народном гулянии на площади San-Giovanni in Laterano, где встречаются с Петерсоном, Крумбахером, библиотекарем Германского археологического института А. Иоллером, а также - знакомятся с известным антиковедом, профессором римского университета Ла Сапьенца К-Ю. Белохом (последнему Иванов вскоре нанес визит). Во время ужина в кафе К. Крумбахер, уезжавший в Неаполь, предложил Иванову также совершить во время летних каникул с семьей поездку на юг Италии, обещая содействовать в найме жилья.
К 11 июля из Рима, охваченного нестерпимым зноем, уезжают последние из «русского кружка» - Ф. П. Рейман, А. И. и Е. А. Кирпичниковы. Ивановы также решают последовать совету Крумбахера, однако до конца месяца
24 июля Иванов, предварительно списавшись с Крумбахером, вместе с Дарьей Михайловной и Сашей выехал из Рима в Неаполь. Здесь они пробыли до 3 августа, сначала - в пансионе Freimann на набережной Santa Lucia, затем - в пансионе Poli на Parco Regina Margherita.
Ивановы отправились из Неаполя в Мессину, а 4 августа из Мессины - в Таормину.
5-6 августа
7 августа Ивановы едут из Таормины в Сиракузы. 7-10 августа Ивановы живут в Сиракузах, античные памятники которых произвели на Иванова большое впечатление.
11 августа, они отправляются в Джирджетти, о древностях которого Иванову много рассказывал Гревс.
14 августа Ивановы прибывают в Палермо, где Дарья Михайловна и Саша остаются на а Иванов, осмотрев город, совершает еще экскурсии в античные городки Сегестос и Семелут.
Около 26 августа Ивановы возвращаются в Неаполь.
Иванов, получив «разрешение, выдаваемое археологам», посещает Помпеи.
До середины сентября семейство живет в Неаполе вместе с приехавшим тута М. Н. Крашенинниковым. Затем Крашенинников возвращается в Рим, где по поручению Иванова ищет сдающуюся на длительный срок квартиру. Следуя составленному им списку, Иванов, вернувшись с семьей из летнего путешествия, быстро снимает удобное и недорогое жилье на via Castelfidardo, 51.
8 сентябре-декабре редакции диссертации в библиотеке Института, а также - в Национальной библиотеке Виктора-Эммануила. Здесь Иванов знакомится с ее сотрудником, известным итальянским поэтом Д. Ньюли и дает ему советы по подписке русской периодики (Иванов все время пребывания в Италии выписывал отечественные газеты и был главным поставщиком новостей с родины для близких ему «русских римлян»). Все эти месяцы он целиком поглощен работой и ведет уединенный образ жизни, общаясь приватно преимущественно с М. Н. Крашенинниковым и с Флеровыми.
События второй половины года «Laeta» А. Д. Дмитриевскому, посланному в Ялту, очевидно, в октябре-ноябре.
9 декабря Иванов присутствовал на торжественном заседании в Германском археологическом институте, посвященном дню рождения И-И. Винкельмана; помимо того в осенне-зимний сезон
К концу года Иванов утверждается в мысли, что сможет защитить диссертацию весной следующего года.
30 декабря он пишет письмо-отчет в Берлин своему научному руководителю О. Гиршфельду, выражая надежду «получить свой докторский диплом из его рук» (Гиршфельд в этот учебный год исполнял обязанности декана).
1893
1893 О. Гиршфельд отправил из Берлина ответ на «отчет» своего аспиранта. Гиршфельд «настоятельно призывал» Иванова представить работу в апреле, причем в качестве диссертационного текста он предлагал оставить «одну единственную главу» (об организации обществ откупщиков в республиканском Риме). Точно такой же совет, независимо от Гиршфельда, Иванову в это же время дал и М. Н. Крашенинников, узнав, что у его друга к началу года «обработано по латыни» только четверть всего диссертационного материала. В конце концов, Иванов осознает, что «три месяца до Рождества <1892 г.>» он «потерял, занимаясь той частью работы, которая не имеет никакого отношения к диссертации», и возвращается к первой главе, «отработанной по латыни» еще перед прошлогодней поездкой в Неаполь и на Сицилию.
15 февраля Иванов отсылает в Ялту А. М. Дмитриевскому шутливое стихотворное послание «EIS KAI ПА№> с многозначительным эпиграфом: «Лучше хочу быть первым в муниципалии этом, нежели вторым в Риме». В феврале его неожиданно навещает приехавший из Берлина Ф. Мюнцер, уже защитивший докторскую работу и получивший от Гиршфельда поручение «вытащить Иванова из Рима».
апреля Иванов работает над третьим вариантом диссертационного сочинения, однако, 23 апреля он вынужден сообщить Гиршфельду, что «не успел переписать текст набело и снабдить его цитатами и примечаниями». В связи с этим сроки представления текста диссертации были отложены до осени.
В Ивановы, к этому времени очень сдружившиеся с семьей домовладельца Michelini, переезжают в другую, «этажом выше», квартиру в том же доме по улице Кастельфидардо, 51.
В мае-июле в Риме вновь собирается «русский кружок» «почти в том же составе, как и год назад». В Albergo d'Alibert останавливается И. М. Гревс, приехавший в сопровождении историков М. И. Ростовцева и К. С. Шварсало-на, а также - бывшая ученица Гревса, выпускница петербургских Высших женских курсов М. В. Шульман. C Шварсалоном Иванов не общался (тот сразу покинул Рим и обосновался в Венеции), а c Ростовцевым, изучавшим историю живописи Помпей, сошелся коротко, ввел его в научные круги Германского археологического института, а в июне — «археологические прогулки», который устраивал библиотекарь Института, выдающийся знаток Помпей A. May Эта поездка стала началом многолетней дружбы. Что же касается М. В. Шульман, то она подружилась с Д. М. Ивановой и в августе уехала вместе с ней и Сашей в Porto d'Anzio (побережье Тирренского моря в 60 км. от столицы). Иванов остался на летние каникулы в Риме - доделывать текст диссертации и готовиться к устному экзамену.
Во второй половине июля - начале августа Д. В. Айналов знакомит Иванова и Ростовцева (Гревс к этому времени уже уехал в Париж) с художником М. В. Нестеровым, который изучал тогда памятники раннехристианского искусства.
В Иванов и Крашенинников принимают участие в подготовке юбилея 50-летней научной деятельности Т. Моммзена: высылают в Берлин каждый по 10 марок для создаваемого в честь юбиляра научного фонда Mommsen-Stiftung и планируют просветительскую компанию в российской периодике, призванную привлечь к этому событию отечественную общественность. Помимо работы над диссертацией, превратившейся для Иванова в «надоедливую ношу», он в это время увлеченно штудирует труды А. Шопенгауэра, которого находит «удивительно глубоким».
Около 17 сентября с морских купаний возвращаются Д. М. Иванова и Саша вместе с М. В. Шульман, которая селится вместе с ними на via Castelfidardo. Поближе к Ивановым, на via Curtation переезжает к этому времени и М. Н. Крашенинников.
этого года они, вместе с Флеровыми и археологами А. М. Мироновым и А. А. Павловским, входят в ближайший круг общения Иванова. 1 октября в Рим вместе с женой Марией и дочерью Хильдой в Рим приезжает сбежавший от юбилейной суеты Т. Моммзен.
12 ноября ранее виделся с maitr-ом и имел с ним спор, заставивший его вновь отредактировать диссертационный текст. Но к этому времени Иванов уже болен малярией, и его подготовка к защите фактически остановилась. О поездке в Берлин не может быть речи.
Иванов пишет стихотворение «Кумы» («Мицена гордого и миловидных Бай...»), обращенное к теме рока.
Вплоть до конца декабря он болеет и в письме к И. М. Гревсу от («лихорадка еще не прошла и возвращается раз в несколько дней») называет минувший год — «потерянным годом».
1894
1894 - 1 января (21 января) Гиршфельд, выражая надежду, что защита отлагается «не надолго», вновь напоминает Иванову о необходимости выдержать объем диссертации «в известных пределах» и «настоятельно просит» строго ограничить ее тематику историей организации общества откупщиков в республиканском Риме.
В январе-феврале Иванов продолжает работать в библиотеке Германского археологического института и посещать заседания где встречается с А. Мау, Ф. Мюнцером, К-Ю. Белохом и другими учеными. Тем не менее, состояние духа у него мрачное.
18 января в Париж уезжает М. В. Шульман (с которой Ивановы будут еще несколько лет поддерживать переписку) и единственным конфидентом Иванова остается М. Н. Крашенинников. Он старается поддержать исчезающую уверенность друга в благополучном исходе затянувшейся работы.
25 мая «будущее - ©scov sv yowaoi».
Ранее, 25 апреля он пишет о том же в письме к М. Н. Сперанскому: «... Будущее в воле богов». Неопределенность возникла и в бытовом положении четы Ивановых: их хозяин Michelini, у которого они прожили около двух лет, собирался переезжать и удерживал на лето дом за собой только из-за обязательств перед симпатичным русским квартирантом. К концу весны
В июне Иванов совершил поездку во Флоренцию на «рекогонсцировку», а также - в город Террачину, думая снять там на лето комнату для семьи. Последнее намеренье, впрочем, исполнено не было из-за удаленности Террачи-ны от столицы (110 км.), где Иванов планировал встречу с И. М. Гревсом в июле-августе.
1 июля Ивановы переезжают из Рима на морской курорт в уже знакомый им Анцио, где останавливаются в palazzo Duranti на via Romana. По договоен-ности с хозявами, римская квартира остается в их распоряжении Вместе с Ивановыми в Анцио едет М. Н. Крашенинников.
В это время И. М. Гревс приезжает из Полтавы в Швейцарию, куда его пригласил «для отдыха» один из участников «приютинского братства» Л. А. Обольянинов. В Женеве они встречают знакомую Гревса Л. Д. Шварса-лон, только что пережившую измену мужа и скандальный разрыв с ним, а также ее подругу С. И. Алымову, сопровождающую ее в путешествии по Европе. Вместе с ними Гревс и Обольянинов едут в Швайцарские Альпы, пешком переходят через Сент-Готард и следуют далее в Милан и Флоренцию.
8 июля к этому времени в немецкий Fischer's Hotel).
Утром 9 июля Гревс отправляется из Рима в Анцио (2 часа езды), долго ищет там Ивановых и приходит в palazzo Duranti лишь в пятом часу. После обеда и морского купания Д. М. Иванова отправляется с Гревсом в Рим, устраивать его на via Castelfidardo, а Иванов остается в Анцио с Сашей.
10 июля начала августа. Утром 11 июля на via Castelfidardo неожиданно являются приехавшие из Флоренции Л. Д. Шварсалон, С. И. Алымова и Л. А. Обольянинов, которые решили воочию увидеть «замечательного человека» - героя многочисленных рассказов Гревса в предшествующие недели. Д. М. Иванова хлопочет об устройстве гостей по соседству, а всю компанию, тем временем, отправляет с Гревсом в Анцио. Здесь их встречает на улице возвращающийся из кофейни Иванов (это - первая встреча Иванова и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал). Следует беседа, в которой, помимо всех названных, принимал участие и М. Н. Крашенинников. Л. Д. Шварсалон рассказывает историю своего разрыва с К. С. Шварсалоном, изменившим ей с женой их общего знакомого, историка Г. Г. Вульфиуса. Вечером Гревс и его спутники возвращаются в Рим.
Иванов в Анцио чувствует себя «очень дурно и тоскливо» и пишет в Рим жене письмо, в котором подробно описывает события вчерашнего дня.
13 (или 14) июля Д. М. Иванова, устроив все дела в Риме, возвращается в Анцио, договорившись с гостями об их воскресном визите.
В воскресенье, 15 июля «радостным, поэтическим воспоминанием». Вечером гости возвращаются в Рим, а на следующий день, 16 июля, туда же едет и Иванов.
Во второй половине дня он ведет гостей Гревса в Колизей. Здесь между ним и Л. Д. Шварсалон происходит разговор о религии, глубоко ее потрясший и вызвавший переворот в ее мировоззрении.
Иванов и Гревс везут гостей в Тиволи на виллу Адриана.
Утром 18 июля Л. Д. Шварсалон под аккомпанимент соседей-итальянцев поет для Иванова; далее следует еще один «фатальный» разговор - об искусстве. После обеда «незавершенность» их бесед. Вслед за Л. Д. Шварсалон в этот или на следующий день Рим покидают и Обольянинов с Алымовой, направляющиеся в Неаполь (они еще вернуться в Рим 24 или 25 июля, проездом в Россию).
Иванов и Гревс ведут «однообразную» жизнь в Риме: утром и днем занятия, вечером беседы. В конце месяца из Анцио возвращаются Д. М. Иванова с Сашей и М. Н. Крашенинников, и все начинают готовиться к отъезду: Ивановы - во Флоренцию, Крашенинников - в Милан. Тем временем, 28 июля «... Мне чуется, что мы молимся одному Богу».
1 августа И. М. Гревс уезжает из Рима в Париж.
8 августа Ивановы окончательно покидают дом на via Castelfidardo, где они прожили два года. Отправив багаж, они путешествуют из Рима во Флоренцию, останавливаясь в Перудже, Сиене, Пизе.
23 августа Ивановы устраиваются во Флоренции, сняв две комнаты в доме 13 на via dei Pucci. Д. М. Иванова с Сашей уезжают путешествовать по Швейцарии, а Иванов, разработав им маршрут, «наотрез» отказывается сопровождать жену, рассчитывая, наконец, в одиночестве завершить работу над диссертацией (по выражению М. Н. Крашенинникова, писавшего в конце месяца Иванову из Милана, «Гиршфельд с Моммзеном» в Берлине уже «поют о нем дуэтом»). Тем временем, Л. Д. Шварсалон, не дождавшись ответа на свое письмо, уезжает из Женевы к детям в Петербург. Здесь она встречается с вокальным педагогом К. Л. Ферни-Джиральдони, преподававшей в петербургской Консерватории, и консультируется с ней относительно возможной оперной карьеры. По совету Джиральдони Л. Д. Шварсалон уезжает (с детьми и двумя компаньонками) в итальянскую консерваторию города Пезаро на Адриатике, заниматься с известной в прошлом певицей В. Боккабардатти.
Около 23 августа они прибывают в Пезаро, устраиваются в доме инженера Beldragni и Лидия Дмитриевна начинает брать уроки пения. В Иванов в письме к И. М. Гревсу просит немедленно сообщить о местонахождении Л. Д. Шварсалон и прислать ему ее точный почтовый адрес.
8 сентября И. М. Гревс пишет из Парижа в Пезаро Л. Д. Шварсалон, сообщая, между прочим, флорентийский адрес Иванова.
12 сентября
14 сентября Иванов отвечает ей исповедальным письмом, в котором пишет о «впечатлении духовной общности и близости, взаимного сочувствия и понимания», возникшего у него во время их римских встреч.
17 сентября Л. Д. Шварсалон сообщает Иванову, что в ближайшее время она будет сопровождать во Флоренцию своего вокального педагога и просит его нанять комнату на месяц.
Иванов высылает Л. Д. Шварсалон поменянные им деньги и начинает подыскивать сдающуюся комнату близ plazza Indipendenzia.
Не позднее 27 сентября из Швейцарии возвращаются Д. М. Иванова и Саша, а Иванов встречает приехавшую во Флоренцию Л. Д. Шварсалон.
9-16 октября Иванов, так и не приступивший в сентябре «Гораций» (первую главу будущей диссертации) и делает подробнейший письменный разбор. На это же время приходятся первые «флорентийские» встречи Иванова с Л. Д. Шварсалон, во время которых она знакомит его с набросками своего будущего романа «Пламенники» (преимущественно - автобиографического содержания).
18 октября, в свой день рождения, она дает ему прочесть интимные дневниковые записи о первом юношеском любовном романе, а затем просит их разорвать. они вдвоем долго гуляют по Флоренции и Иванов признается: «Я чувствую к Вам больше дружбы, я определяю это слово нежностью, т. к. это не любовь». В этот день Л. Д. Шварсалон записывает в своем дневнике: «Я люблю его, положим, что я люблю его. Мы пара».
27 октября Л. Д. Шварсалон описывает в дневнике «типичный день этого месяца »: «Мой день начинается с той минуты, как я рано утром около 6 часов открываю глаза. <...> Я встаю и охлаждаю свои нервы холодною ванною. Затем черновая работа: разучиваю и повторяю. <...> В 10 часов я на уроке. <...> Далее: иду обедать к И<ванов>ым, после чего дома опять ложусь на диван и думаю. <...> Около 3/4 опять принимаюсь за черновую работу. <...> К 7-ми часам почти ежедневно отправляюсь к И<ва-нов>ым и мы читаем Пушкина. <...> Дальше: около 10 иду домой, и меня провожает он, и мы говорим, говорим без конца». Она принимает решение остаться во Флоренции, после отъезда В. Боккабардатти находит себе местную учительницу пения и вывозит из Пезаро детей и компаньонок; Иванов встречает их на вокзале.
2 ноября (русское 20 октября) в Ливадии (Крым) умирает от водянки император Александр III, которому наследует двадцатишестилетний Николай II. С молодым царем Иванов связывает надежды на установление «просвещенного абсолютизма» (его политический идеал этого времени).
октябре-ноябре работа Иванова над диссертацией заходит в окончательный тупик, он переживает (не в последнюю очередь из-за бурных личных переживаний осенних месяцев) глубочайший творческий кризис и начинает помышлять о возвращении в Россию. Эти планы всячески поддерживает и Дарья Михайловна, которую с сентября начинают мучить недобрые предчувствия.
наступает резкое охлаждение в отношениях Иванова с Л. Д. Шварсалон, которая тогда же помечает в дневнике: «Я не была любима, я не могла принять такой любви. Я не удостаиваю его чувство названия любви, хоть бы он тысячу раз повторял: "Я люблю". Кончено, кончено». Возможно, свою роль здесь сыграл неожиданный поворот в бракоразводном разбирательстве Шварсалонов - отчаявшийся получить возможность видеться с детьми «прелюбодей» К. С. Шварсалон в это время, в свою очередь, начал публично обвинять жену в прелюбодеянии с... И. М. Гревсом и написал об этом «встречный иск» («донос», по выражению крайне возмущенного Гревса) в Синод.
10 декабря Гревс пишет Л. Д. Шварсалон из Парижа: «Я думаю, что то особенное настроение, которым Вы были охвачены вся <...> теперь улеглось. Я тогда порадовался за Вас тому наплыву счастья, который Вас наполнил и который вдохнул в Вас такую прекрасную энергию <...> Но вместе с тем это настроение Ваше и обеспокоило меня: мне виделось в нем более нервное возбуждение, реакция подъема духа после года тяжелых ударов и горьких разочарований, чем нормально развивающийся нравств<енный> переворот. <...> Во всяк<ом> случае рад за Вас, что Вы не в Pesaro, а во Флоренции, где, может быть, найдется пища для ума и для души, и где Вы находитесь в общении с Ивановыми: я по опыту знаю, какие это хорошие люди и какими они могут быть великолепными друзьями».
В декабре «Усталость», передающее особенности лирического переживания автора в эти недели. С декабря Саша Иванова начинает посещать итальянскую частную школу и очень увлекается уроками, несмотря на то, что ей приходится нагонять одноклассников и много заниматься дома с родителями. Это также отдалило Ивановых от Л. Д. Шварсалон и ее домочадцев.
В последних числах декабря В это же время из Парижа приходит известие об успехе очерка И. М. Гревса о Горации в Петербургском университете: профессор В. Г. Васильевский рекомендовал рукопись к публикации в «Журнале Министерства народного просвещения» и начал хлопотать о приеме ее автора на университетскую кафедру. Под впечатлением от удач друзей на фоне собственного «научного кризиса» Иванов в канун Нового года пишет Гревсу отчаянное письмо, в котором прямо признается в неудаче своей трехлетней работы над историей публикан и сообщает о решении вернуться в Россию «на щите». Об этом он сообщает и М. Н. Крашенинникову, который пытается переубедить друга и настоятельно советует ему немедленно ехать в Берлин и откровенно обсудить в личной беседе с Гиршфельдом и Моммзеном перспективы получения докторской степени в обозримом будущем. Перед новогодними праздниками, показывая Крашенинникову Флоренцию и ее окрестности, Ивановы и Л. Д. Шварсалон посещают руины античного театра во Фьезоле. Здесь, «меж развалин древней сцены», Л. Д. Шварсалон, под впечатлением рассказа Иванова о Зимних Дионисиях, ко всеобщему изумлению изобразила жрицу-вакханку, поющую трагическую песнь о смерти и воскресении Диониса: «Земных обетов и законов / Дерзните преступить порог, - / И в муке нег, и в пире стонов / Воскреснет исступленный бог!..». На Иванова эта сцена произвела огромное впечатление, воскресив страстное влечение к «новой мэнаде». Новый год